- Так что же тебе нужно?
- Чтобы меня пустили увидеть, как будет умирать Лэрамит.
Услышанное так поразило его, что на миг пропал дар речи, и это его разозлило. Ему пришло на ум, что именно эта ее непредсказуемость так возбуждала его. Но временами хотелось, чтобы она стала чуточку поглупей и попроще.
- Это слишком против правил. Казнь должна проводиться закрыто. Когда мы только начинали расстреливать военных преступников. и люди могли смотреть, за рубежом газеты подняли такую шумиху... Ну, ты понимаешь - фотографии и разные описания. Поэтому Томазино приказал, чтобы в дальнейшем казнь была закрытой. Мне жаль, но дело обстоит именно так.
Она отдернула руку.
- Хорошо, - она встала. - Мне нужно идти. Пока.
Он потянулся и схватил ее за руку. Страх потерять ее болью отозвался в сердце.
- Пока? Неужели ты забыла, что хотела пойти ко мне?
Она взглянула на него сверху холодно и отчужденно.
- Я думала, что ты любишь меня. Наверное, я ошиблась, ты не хочешь сделать мне даже маленького одолжения.
- Мария Альба, - умоляюще произнес он.
- Не произноси моего имени, - выпалила она со злобой. Не называй меня по имени. Пока.
- Ну пожалуйста, - повторил он, продолжая удерживать ее за руку. - Не сердись на меня. Пожалуйста, Мария. Я все сделаю для тебя. Но это очень трудно: слишком против правил.
Она снова попыталась высвободить руку.
- Нет, подожди. Я посмотрю, что можно придумать.
Ее попытки ослабли. Она уставилась на него холодным оценивающим взглядом.
- Этого мало. Я должна знать наверняка, увижу ли я, как он умрет.
Он глубоко вздохнул. Вздох прозвучал, как едва слышимый прерывистый стон.
- Ладно. Я сделаю, что ты просишь. Ты увидишь, как он умрет.
"Я не понимаю, что это, - билось у него в голове, - со мной никогда не случалось подобного". Он разволновался и очень нервничал. Обрывки мыслей превратились в почти реальное ощущение, как будто в темноте тюремного двора затаились какие-то угрожающе-непонятные призраки, может быть, тени расстрелянных им людей, и вот-вот набросятся на него. Он попытался ободрить себя мыслью, что ничего не случится. Днем он предупредил Марию Альбу, чтобы она ждала его около дороги, ведущей к холму. Когда все закончится, он заставит комендантский взвод держать язык за зубами. Он их капитан, и они должны бояться его.
Размышления о тех, кому предстояло сегодня расстреливать, заставили его посмотреть на них, слоняющихся возле джипа и ожидающих, пока надзиратель выведет обреченных на расстрел. Единственным, кого узнал, капитан, был Гомес. Все остальные ехали с ним впервые. В последнее время состав команды часто менялся. Неистовый пыл, которым сопровождалось свержение диктатора, пошел на убыль; у солдат пропадало желание служить в спецкоманде, занимающейся расстрелами заключенных. Не произошло ли с ним, капитаном, то же самое этой ночью? Может, он уже пресытился? Не пропало ли у него желание стоять во главе конвейера смерти? Он мысленно выругался и сказал себе, что это не так.
