Третий случай: мы настигли банду грабителей, окружив ее в лесу. Со мной рядом шел мой сотрудник, молодой, очень способный, смелый и находчивый лейтенант. Бандиты яростно отстреливались, и в шуме перестрелки, да еще в темноте, я не заметил, как он упал. Пуля угодила ему прямо в лоб, парень даже не успел вскрикнуть. Лишь спустя полчаса мы узнали об этой трагической потере.
Было и такое, когда я сам был арестован и несколько дней просидел в тюремной камере. Это произошло в конце 1956 года. Помог случай — один из офицеров, командовавших тюремной охраной, узнал во мне преподавателя оперативного искусства в высшей офицерской школе, которую он недавно окончил. И мой бывший ученик в нарушение строжайшей инструкции выполнил мою просьбу: сообщил начальству, где я и что со мной. Оказалось, что мое начальство тоже толком не знало, куда я исчез. Было известно лишь, будто бы я оказался замешан в каком-то «грязном деле», а потому взят под стражу. Через два часа я был освобожден, а затем сумел доказать, что обвинение, выдвинутое против меня, было ложным от начала до конца. Его состряпали люди (кстати, в то время довольно авторитетные), которым по некоторым причинам не нравилась последовательная и беспощадная борьба с преступниками, проводившаяся моей оперативной группой… Таковы опасности в нашей работе. Нужны ли еще примеры?
— Пожалуй, достаточно. Но позвольте спросить, чем было вызвано это ложное обвинение? Зависть, ревность, месть?
— Ни то, ни другое. Мои обвинители имели в виду не меня, как личность, а мою линию поведения, деятельность руководимой мною группы. Поясню — в то время политическая конфронтация была весьма неясной и расплывчатой, осенью 1956 года еще четко не определилось, «кто есть кто». Так что мой пост был весьма соблазнителен для тайных сторонников реставрации старого строя, наших классовых врагов. Конечно, даже в те дни, я считаю, непозволительно было прибегать к подобным запрещенным приемам.
— Разве не интересно рассказать об этом случае в вашей книге воспоминаний. Вы не думали об этом?
— Думал. Но потом отказался от этой мысли. Дело в том, что эта история касается лично меня, а в своих воспоминаниях я вовсе не собираюсь ставить во главу угла свою собственную персону. О себе я пишу только в крайнем случае, там, где в интересах достоверности описываемых событий этого нельзя избежать.
— Тогда позвольте задать несколько «личных» вопросов сейчас, в предисловии к вашим воспоминаниям. Скажите, как была отмечена ваша работа на фронте борьбы с преступностью, продолжавшаяся без малого четверть века?
