Река во тьме. Мой побег из Северной Кореи | страница 80



Избил его какой-то верзила-полицейский. Из молодых. Он все время допытывался у отца:

– Куда подевал лекарство, выродок? Это – Северная Корея. Так что лучше не связывайся с законом. Вот что бывает, если пойдешь поперек закона.

И снова избивал. Когда-то отец вполне мог постоять за себя, но это было давно. Теперь он уже ничего не мог поделать. И я тоже. Я был вне себя – этот подонок обвел отца вокруг пальца, а полиция это отлично понимала, но никто нас и слушать не хотел. Коррупцию не перебороть.

Мой отец так и не оправился от побоев. Он слабел на глазах, а мне вспоминались годы, проведенные в Японии. «Тигр». Настоящий. Бесстрашный и сильный. К 1994 году он уже не вставал с постели и совсем скоро его желудок отказывался принимать даже легкую и жидкую пищу.

Однажды он подозвал нас всех к своей постели.

– Я умираю, – пробормотал он. – Но вы должны выжить. И вернуться в Японию. Как угодно, но должны. И когда возвратитесь, расскажите всем, что я умер. Мои старые друзья помогут вам.

Дети расплакались:

– Дедушка! Дедушка! – кричали они.

Я отчаянно пытался раздобыть для него лекарств, но денег у нас не было. Он угасал на глазах. Скоро с трудом дышал и уже не говорил.

Но однажды днем он все же подозвал меня. Когда я подошел, он стал что-то бессвязно бормотать, но я не мог разобрать, что именно. В конце концов я понял – он хотел маленькую тяпку, которой мать выкапывала коренья и травы. Я не понимал, к чему она ему, но кто откажет умирающему в просьбе.

Едва отец взял ее у меня, как сразу же попытался засунуть ее себе в горло.

Я тут же выхватил ее у него.

– Что, черт возьми, ты делаешь? – вне себя завопил я.

Он указал на горло. Оно было забито мокротой, отец почти не мог дышать.

Его дыхание участилось. Мой сын и дочь стали растирать ему руки и ноги, чтобы разогнать кровь.

Некоторое время спустя он пристально посмотрел на меня. До конца дней мне не забыть этот взгляд. Он открыл рот, пытаясь что-то сказать, но сил уже не было. До нас доносилось его сиплое дыхание. Потом он закрыл глаза.

Минут 20 он как будто похрапывал, а я убеждал себя, что все, может быть, обойдется.

Но потом его храп прервался. В комнате стало тихо-тихо. Человек, которого когда-то звали «Тигром», умер.


Я похоронил отца в Тончхон-ри на дальнем склоне горы, что выходил на юг, к морю. Так, чтобы он мог видеть Южную Корею – свою родину. Его похоронами занималась администрация фабрики, где я работал, – кое-как, наспех. Я не знал, где Эйко, и не мог даже сообщить ей о смерти нашего отца. Я послал Хифуми телеграмму, но она не прибыла вовремя. У отца всегда было столько друзей, он помог скольким людям, но на его похоронах никто из них не появился.