Фласк осторожно открыл глаза. В носу и в горле нестерпимо свербело. Певец чихнул, потом закашлялся, затем снова принялся чихать. Все — лицо, одежда, руки — было покрыто белой пылью. Занервничав, Фласк попытался отряхнуться, и тут же вновь оказался в белом облаке. Глаза слезились, отчетливо пахло сухой известью.
Первое, что Фласк увидел, когда пыль осела, был осколок китовой кости. Рядом лежали огромные куски чего-то, подозрительно похожего на мел. Певец взглянул направо, налево; лицо его с каждой секундой становилось все выразительнее.
Он заметил лаковые ботинки — в белой пыли, но видно, что дорогие. Справедливо рассудив, что к ботинкам должны прилагаться ноги, Фласк поднял взгляд.
Ноги обнаружились вместе с хозяином. Фласк даже не предполагал, что когда-нибудь увидит Крокуса в таком виде. Но порой жизнь преподносит сюрпризы.
Негр лежал, свернувшись, как младенец в утробе, и, похоже, спал. Пыль осела на лице Крокуса, четко разделив его на две половинки — темную и светлую. В чем-то даже забавное зрелище — словно убийца решил сменить цвет кожи. Одна рука была откинута в сторону — поодаль от нее лежал дикарский нож по имени Мавр. Красный божок скалился с рукояти.
Терзаемый нехорошими предчувствиями, Фласк посмотрел вверх.
Остов горбача по-прежнему раскачивался на тросах, ребра походили на сведенные в судороге пальцы. Вот только головы у кита теперь не было. Вместо нее — лишь обрывки проволоки с обломками желтой старой кости.
И никаких молний, что характерно.
Глаз кальмара с высоты холодного зала смотрит на разгром с недоумением и злобой.
Глава V
Роковые последствия
Засунув руки в карманы, Планкет метался по залу. В стеклах очков мелькали кости, стеллажи, шестеренки, оперение какаду и снова кости. С той же скоростью в голове пролетали мысли — Планкет не мог сосредоточиться ни на одной. Фласк с беспокойством наблюдал за терзаниями компаньона.
Механик остановился над одним крупным обломком. На первый взгляд то была старая, вываренная до белизны китовая кость. На второй… Планкет ковырнул обломок носком башмака и уставился на испачканную обувь.
— Крашеный гипс, — сказал он, сам себе не веря. — В музее была фальшивка?
Фласку показалось, что механик вот-вот расплачется.
— Друг мой, ну зачем же так расстраиваться?
Планкет резко повернулся.
— Ты видел?
— Ээ… что видел?
— Молнии.
— А! Ну да, — Фласк был не до конца уверен, что видел. Все-таки он, как человек искусства, наделенный воображением и мистическим чувством, мог их просто
