– Экой ты, братец, худой, – говорит дядя Зиновий Ангелов. – Кожа да кости. Краше в гроб кладут.
– Чего болтаешь? – сердится на дядю Зиновия папа. – Нормальный мальчишка.
– Если на одной кукурузе, то, ясное дело, нормальный, – не сдается дядя Зиновий.
Другие артельщики поддерживают его:
– Давно мы твоего борща, Витюня, не едали. Соскучились. Шел бы к нам в повара, отъелся бы.
Я смотрю на папу, но он молчит и косит в сторону: значит, не хочет почему-то, чтобы я снова стал поваром. Наверное, из-за той учителки немецкого языка.
– И ничего я не худоват, – все-таки вступаюсь я за папу. И поясняю: – Это потому, что сегодня с утра все шел и шел. А если бы сидел на одном месте, то был бы нормальным. Да и нельзя мне: картошку надо окучивать, помидоры и огурцы поливать…
– Ничего, – снова сердится папа. – В Ленинграде мы и кукурузе рады были бы…
– Эка, вспомнил! – качает седой головой дядя Рукавишников, которого все зовут просто Шурик, хотя ему уже очень много лет. – Блокада… Когда это было… А мальчишке расти надо… в его возрасте нужны жиры, то да се…
– Я в его возрасте тоже не шибко-то разъедался, – не сдается папа.
Мне непонятно, чего это вдруг все взъелись на моего папу, будто до этого я когда-нибудь был толстым, а теперь вдруг взял да и похудел. Разве я один такой худой? В нашем классе почти все худые. И даже девчонки. Разве что двое-трое, так у них отцы в начальниках ходят.
Мы сидим у костра, на небе высыпали звезды, я жую недоваренную баранину, глотаю ее, так и не прожевав. Глаза у меня слипаются, ленивый разговор у костра уплывает куда-то вдаль.
– Совсем сомлел парень, – слышу я над самым ухом. Потом отрываюсь от земли и куда-то плыву…
Солнце, когда я тронулся в обратную дорогу, едва всплыло из-за дальнего хребта и повисло над морем, отсюда, с высоты, действительно кажущимся черным. Поначалу, как обычно, вещмешок не показался мне тяжелым, но скоро он стал оттягивать плечи, вдавливаясь в них узкими лямками. Это ощущение будет продолжаться не так уж и долго: я привыкну, притерплюсь и перестану замечать, что за спиной у меня что-то есть. К тому же я не собираюсь все время идти и идти. У меня свои планы. Во-первых, я хочу попробовать половить форель в ручье, который впадает в Мзымту. Во-вторых, поохотиться на перепелок, но уже серьезно, а не кое-как. Для ловли форели я взял с собой леску, крючки и мормышки, которые сделал сам из ярких петушиных перьев. Я уверен, что ни одна форель не устоит перед соблазном слопать такую яркую муху. А еще я могу расковырять ножом какой-нибудь трухлявый пень и раздобыть больших и жирных личинок, а на них клюнет даже самая ленивая рыба. Форель можно пожарить над костром, можно принести домой, если удастся наловить много. Главное – поймать, а уж остальное – дело техники, как говорит дядя Зиновий. Да и спешить мне некуда: как бы я медленно ни шел, к вечеру все равно буду дома.
