Жернова. 1918–1953. Обреченность | страница 125



– У него очень натянутые отношения с Фадеевым, – вставил Маленков.

– Вот-вот, – поддержал Сталин Маленкова. – Хотел бы я знать, что он будет делать без евреев? С кем он останется? Фадеев его съест… Кстати, мне сказали, что Симонов и сам еврей, но почему-то скрывает этот факт от общественности… – И Сталин испытующе глянул на Шепилова.

– У меня нет таких данных, – произнес Шепилов не слишком уверенно. – Я знаю, что отец его еврейской национальности, но мать с ним давно разошлась, а Симонов, можно сказать, от него отрекся. Во всяком случае, он о нем нигде не упоминает. Даже в автобиографии.

– У товарища Шепилова нет данных. Дело не в данных, а в товарище Симонове: почему скрывает? Совесть не чиста?

– Я выясню, товарищ Сталин, – подпрыгнул Хрущев.

Сталин не обратил внимание на Хрущева, продолжил:

– Так вот, что касается писателей и вообще творческой интеллигенции: если в партии оппозиция вредна, левые и правые одинаково плохи, то в писательской среде наличие оппозиции полезно. Иначе они там опустятся до самовосхваления, из инженеров человеческих душ превратятся в душеприказчиков… и даже в душегубов. Ты, Никита, следи за ними. Пусть грызутся, пусть выявляют свои взгляды и настроения. Самых оголтелых убирай: от них один вред.

– Я слежу, товарищ Сталин. По линии госбезопасности ко мне ежедневно поступают донесения о настроениях в среде творческой интеллигенции. Определенная часть этой интеллигенции имеет… э-э… явно антисоветский душок… С душком, так сказать…

– Донесения – это хорошо. А душок – это плохо. Но и сами донесения мало что значат. А значит умение их анализировать и принимать соответствующие меры. Когда это становится необходимым… Не раньше и не позже…

Сталин замолчал, и все тоже молчали, зная, что Хозяин еще не закончил свою речь. И точно: Сталин пыхнул пару раз дымом, выпустил его через нос и рот, продолжил:

– Вот я умру скоро…

– Да что вы, товарищ Сталин! – вскричал Маленков. – Вы еще нас переживете…

– Помолчи, Георгий! – отмахнулся от Маленкова Сталин. – Все смертны. И товарищ Сталин не исключение. Но я хотел бы умереть с мыслью, что дело, за которое мы с вами боролись, которое завещал нам Ленин, будет продолжаться не менее успешно и после моей смерти. В том числе и работа с творческой интеллигенцией. Надо учитывать тот объективный факт, что чем талантливей человек, тем он больший индивидуалист. В художественном творчестве и нельзя без проявления индивидуальности. Между тем совершенно недопустимо насаждение индивидуализма в сознании масс. Наша партия, наш народ сильны именно коллективизмом. И эта сила с особенной отчетливостью проявила себя в годы войны. Забывать об этом нельзя. Но некоторые товарищи из идеологического отдела Цэка полагают, что все писатели, ученые и вообще творческие личности должны быть похожи друг на друга, как сиамские близнецы. А это есть уродство не только физическое, но и нравственное.