— Благодать… — заговорил он, чувствуя приятную теплоту, разливавшуюся по жилам.
— Спасибо тебе, добрый человек… Вот, коли бы была твоя милость, еще хоть кусочек хлеба… А то два дня крошки во рту не было, ослабли совсем, прямо ветром шатает…
Чернобородый сердито взглянул на него, порылся в сумке и бросил ему на колени горсть сухарей и кусок вяленой рыбы. Рыжий жадно схватил сухарь и с хрустеньем стал грызть его, не выпуская из рук рыбы. Кубарь робко взял с его колен несколько сухарей и весь ушел в процесс еды, двигая челюстями, как лошадь, жующая овес. Рыжий съел рыбу, бросил рыбью голову товарищу, собрал с колен крошки, проглотил их и растянулся у костра, чувствуя, что силы возвращаются к нему и члены его снова становятся гибкими. Чернобородый молча следил за бродягами, и лицо его становилось все мрачнее и мрачнее: по-видимому, он раскаивался, что подпустил их к костру и не встретил выстрелами.
Заметив, как бродяги переглянулись между собой, он сказал:
— Ну, согрелись, поели — пора и честь знать. Идите-ка подальше, гости дорогие, а то как бы худо не вышло…
— Дозволь хоть часок погреться, добрый человек!.. — жалобно заговорил Рыжий, вставая и ощупывая его взглядом. — Скоро, чай, светать будет, тогда мы и уйдем. Часок хоть еще погреемся…
В его напряженной позе и во взгляде, которым он обменялся с товарищем, чернобородый почуял угрозу.
— Добром говорят — уходи! — бешено вскричал он, вскакивая на ноги. — Убирайтесь — и весь сказ!..
Он угрожающе двинулся вперед, но поскользнулся и выронил винтовку. Рыжий, как кошка, бросился на него и сбил с ног, навалившись на него всем телом. Кубарь вскочил, подобрал винтовку и подбежал к ним, стараясь помочь товарищу, но борющиеся сплелись в один живой клубок, и он не мог выстрелить, боясь поранить Рыжего. Наконец, он уловил момент и изо всей силы стукнул прикладом по голове очутившегося наверху чернобородого. Тот взвизгнул от боли и выпустил Рыжего, а Кубарь продолжал бить его прикладом до тех пор, пока он не застыл без движения.
— Готов… — пробормотал Рыжий, тяжело дыша и наклоняясь над трупом, — здоровый, черт… Я уж думал — крышка мне. Ну, теперь, брат, наше дело на мази!..
Он проворно обшарил карманы убитого, сбросил свой рваный зипун и надел его куртку и сапоги.
— Важный пинжак, — проговорил он, подходя к костру, — рубаха и портки ничего не стоят, хуже наших. А малахай ты себе возьми, добрый малахай.
Кубарь со скрытой злобой взглянул на него; дележ казался ему в высшей степени несправедливым, но он сдерживал гнев, боясь более сильного товарища. Когда он вспомнил о сумке, Рыжий уже подобрал ее и рылся в ней.
