Денисов снова по рации связался с дежурным.
— Как дела?
— Никаких известий. Развернулись, по-моему, нормально. Как у вас?
— Пока тоже ничего.
Блохин подтолкнул Порываева к креслам с отдыхающими людьми.
— Ищи своего свидетеля — очень важно. А мы попробуем узнать, какая ячейка вскрыта. Может, в ней есть и другие вещи.
Кто-то из проходивших пассажиров обернулся:
— Там в незапертой ячейке чемодан.
Старший инспектор и Денисов подошли к секции, на которую указывал пассажир. В ячейке стоял потертый небольшой чемоданчик. Он не мог иметь ни малейшего отношения к грузному кожаному пузану, лежавшему в проходе.
— Здесь что-то другое! — Блохин огляделся. — Хозяев вещей здесь нет? Руками никому не трогать.
Подошел огорченный Порываев.
— Не нашел.
— Куда же он мог деться? Транспорт еще не ходит…
— Может, уехал с бакинским? — Денисов размышлял вслух.
— Правильно. Он либо в поезде, либо на стоянке такси… Порываев, голубчик! Давай вместе с постовым к стоянке такси. А Денисов свяжется пока насчет талона на обед с Краснодарским авиаотрядом… Может, найдем хозяина куртки? А?
Азарт проявлялся у старшего инспектора в тех же формах, что и забота. Последнее, что увидел Денисов, покидая отсек, был Блохин, нервно обминавший поля своей новой шляпы-«дипломат».
Краснодар отозвался быстро. Трубку принял дежурный по аэропорту. Он терпеливо выслушал Денисова, потом сам овладел инициативой.
— Все понял. Что же он такое натворил? Как мне доложить начальнику?
— Пока ничего не могу сказать.
— Ого! Значит, летать не сможет? Сильно! Летчик или штурман?
— Неизвестно.
— Ну ясно… Нельзя говорить — значит, нельзя. Как там у вас насчет погоды в Москве? — Дежурный заложил крутой вираж. — У нас в Краснодаре мороз завернул градусов на восемь, не меньше… Ты мне только вот что скажи: он давно у нас работает или недавно пришел? Чтобы не думать на всех!
— И этого не знаю.
— Ох и темнишь! Ну ладно. Там, в Москве, находится ростовский экипаж. У них могут быть неиспользованные талоны нашего аэропорта. Звони в Шереметьево, найди Людочку из профилактория, у нее узнаешь. А в Ростов и командиру отряда я сам позвоню. Значит, какие у тебя приметы?
— Лет тридцати, нормального телосложения. На тыльной стороне ладони небольшая татуировка… Одет…
— Среди наших, кажется, нет. Я еще позвоню.
Во время разговора против Денисова сидел Порываев. Он смотрел фотографии людей, задерживавшихся за преступления на Астраханском вокзале. Делал он это с неожиданным интересом. Особенно привлек его старый альбом, составленный сразу после войны и давно списанный. У Денисова не поднялась рука его уничтожить.
