«Эй, дебил! — то и дело властно звенело в доме. — Ну-ка печенюшку притащил мне с кухни!»
Или: «Але, узик! А ну сюда, а то фофан влеплю!»
Этим «узиком», представлявшим собой сокращение от «умственно заторможенный», Луис несказанно гордился. Он сделал это словечко кличкой младшего братца. Джейн с Гербертом пресекали «дебила», по крайней мере в своем присутствии, но с «узиком» все же мирились в тщетной надежде на то, что когда-нибудь эта глупость старшему приестся. Мирился с ограничениями и Луис, но, убедившись, что родители не слышат, он тут же переходил на свое: «Ур-род, не дашь мне сейчас же грузовичок — всю жопу распинаю!» или «Пшел вон, дебил!»
Из неумения Макса формировать слова Джейн с Гербертом сделали вывод, что сын у них действительно отстает в умственном развитии. В четыре года они решили нанять для мальчика логопеда. Женщина-врач быстро уяснила, что имеет дело с редкостно сообразительным ребенком, который схватывает все буквально на лету. Тем не менее складывать предложения Макс научился лишь к шести годам, но уж тогда свои упущения в области языка он наверстал с лихвой. И однажды утром, словно по мановению волшебной палочки, Макс попросту заговорил.
«Думаю, когда мы нынче летом поедем на виноградники Марты, надо будет снять тот желтый домик с отдельным прудиком и лодкой, — изложил он. — Мне там так понравилось прошлым летом! Хоть каждый день на озеро ходи».
Придя в себя, Джейн с Гербертом бурно возрадовались.
Примерно тогда же Макс собрал все высшие баллы при поступлении в школу, тем самым окончательно развеяв опасения родителей.
В то время как для отца с матерью прорезавшиеся вдруг дарования сына стали приятным сюрпризом, для Луиса они лишь послужили дополнительным раздражителем, и уж он постарался, чтобы братцу детство медом не казалось.
С самого начала Максом исподволь владела догадка о том, что жизнь его предназначена для достижения какой-то важной судьбоносной цели. Поэтому он и явился в этот мир. Ощущение это было не сказать чтобы явным, тем не менее в мозгу у него словно жил некий голос, озвучивавший, для чего он был рожден, но не словами, а некими красками и мощными вибрациями. Внутренний мир Макса, эта его укромная игровая площадка, был исполнен красоты и изящества, доставлявших ему как хозяину несказанное удовольствие.
Ему, казалось, было по силам постичь суть любого предмета, но особенно Макса влекли к себе премудрости математики, в частности прихотливая игра чисел, постоянно крутящихся в его голове, подобно цветастому вихрю. Еще не научившись говорить, он уже мог перемножать в уме трехзначные цифры.
