Морские нищие | страница 45
— А я пью за благополучное возвращение домой…
— За меня уже пили, друг мой, — остановил его Якоб Бруммель.
Моряк озорно расхохотался:
— Нет, сударь, за ваш отъезд не хочется пить. Лучше бы выпить за ваш приезд сюда вновь. Я говорю: за благополучное и скорейшее возвращение домой его королевского величества!
Все остолбенели от неожиданности. Франсуаза, желая замять неловкость, послала Берту за флейтистом. Коли праздник — так праздник, пусть молодежь опять потанцует. Она увела Иоганна и уложила спать. После стольких впечатлений маленький нидерландец совсем засыпал. Вернувшись снова в зал, она услышала:
— Итак, еще раз — за попутный ветер, с которым отплывает от берегов Нидерландов наш милостивый король Филипп Второй!
— Но-но-но!.. — остановил моряка товарищ. — Что-то ты больно часто стал поминать милостивого короля нашего! Не распускай язык, это тебе не парус!
— А я что? — не унимался моряк и скорчил благоговейную рожу. — Я верноподданнически молю Господа…
Студент Альбрехт, завсегдатай «Веселых челноков», лукаво сощурил глаза:
— А ты бы поменьше о Господе, приятель. Знаешь, какое теперь время. Забыл про возобновленный «Эдикт»? О Боге простой смертный ни говорить, ни думать не имеет права. Ему полагается думать…
— …о сатане!.. — подсказал первый моряк.
— Нет, — возразил Бруммель. — За мысли о сатане, как и за рассуждение о Боге, полагается на костер..
Вошел флейтист и с порога уже заиграл мотив старой брабантской песенки. Мужские голоса дружно подхватили было его, но Франсуаза сказала:
— Вы, верно, все забыли, ваши милости, что мы имеем честь провожать настоящего маэстро? Давайте-ка попросим любезного хозяина нежданной пирушки спеть нам, порадовать наши сердца.
Подвыпивший моряк проплясал в такт своей импровизации и запнулся.
докончил, стуча кружкой, Альбрехт.
Якоб Бруммель не стал отнекиваться. Он наиграл флейтисту напев и, отодвинув стул, приготовился.
— Я спою вам, друзья, про Ламораля Эгмонта, храброго нидерландского полководца.
Лицо его сразу стало вдохновенным и особенно красивым. Внесенные Бертой свечи озарили высокий белый лоб и лучистым отсветом скользнули по волнистым прядям волос. Чистым, задушевным голосом маэстро начал: