Голос ткача прервался.
— А сын… целый день до заката… больной… среди пыли… незаметных глазу этаких ворсинок… А ночью — здесь, в темноте, холоде… Стал кашлять. Потом и кровью харкать… Взял его с работы. Снейс молчит, но вижу — недоволен. Стал списывать с получек больше чем следовало бы. Я — к нему. Мол, платить лекарю нужно. Не глядя швырнул две монеты, как нищему. Верите ли, чуть не ударил его! Видит бог, едва сдержался. А потом схоронил сына… И вот с дочкой беда стряслась. Сами видите, что осталось от Николя, славного когда-то брюссельского ткача.
Иоганн молчал. Впервые перед ним прошла чужая жизнь, с которой, как осенью с дерева, слетал один лист за другим, оставляя голый, истерзанный непогодами ствол. Иоганн чувствовал непонятные угрызения совести: точно он в чем-то виноват перед этим человеком. А кто действительно в этом виноват? Снейс? Королевская власть? Инквизиция? Положение всей страны?.. Иоганн не мог ответить. Он выложил принесенные деньги на колени ткача.
— Вот, — сказал он тихо, — отдайте в счет долга Снейсу. И подумаем вместе, как нам помочь друг другу по-братски.
Николь отодвинул деньги и заглянул в глаза юноше:
— А разве мне есть на что надеяться?..
Иоганн пожал плечами и встал, чтобы попрощаться.
— Не знаю пока, — ответил он откровенно. — Но верю твердо, что лишь смерть может отнять у человека все надежды. А ведь мы с вами живы!.. Я хочу уйти от Снейса. Что-то не по душе мне этот «добрый паук», как вы точно окрестили его. Да и не в Антверпене, видно, моя судьба.
У Снейса сидели знатные гости. Иоганн отложил разговор с ним и поднялся к себе.
Как нужен был ему сейчас маэстро Бруммель и его советы! Нет, добрая госпожа Бруммель, напрасно вы говорили о соколенке, выросшем в вашем доме. У вас выросла глупая, нерешительная курица, которая не знает, куда ей сунуться!
Нянька Барбары заглянула к нему, по обыкновению ворча:
— Все справляется: «Где он? Где он?»… А он сычом сидит, глаз не кажет…
— Кто справляется? — нехотя отозвался Иоганн.
— Кто? Разумеется, она. И чего ты, парень, тянешь, не пойму… Такие деньги! Такие деньги!
Как ему надоели эти постоянные охи и вздохи старухи о деньгах! Какое он имеет к ним отношение, он, неимущий, без всякого ремесла?
— Кто сидит у хозяина? — спросил Иоганн сухо. — Приезжие?
— Кто сидит? Почище тебя… Дворянин приезжий и наш ван Страален, бургомистр[27]. Зеваешь! И тут зеваешь. Не будет с тебя толку, я ей твержу… Так нет, все свое: «Будет по-моему!..» И отец, вижу, за то же стоит.
