Настоящих людей так немного…
Все вы врете, что век их настал.
А подсчитайте и честно, и строго,
сколько будет на каждый квартал.
Настоящих людей очень мало,
на планету — совсем ерунда.
на Россию — одна моя мама,
только что ж она может одна…
По возвращении с Трехгорки домой Ашхен укладывала маленького Булата спать, а сама садилась писать письмо своему Шалико, в котором рассказывала о том, как прошли октябрины, что ей подарили товарищи, а также о том, что малыш вел себя прекрасно и почти не капризничал.
Письма ее не сохранились — часть конфисковали после ареста отца, другая часть пропала после переезда из Нижнего Тагила на Арбат.
Стало быть, время сохранилось исключительно в памяти, но память выборочна и прихотлива, как известно, она имеет свойство приспосабливаться к обстоятельствам, легко превращая невыносимое в желанное и наоборот.
И вот теперь циклопическое здание МИДа нависало над местностью.
Отовсюду его было видно: с Ленгор и с Потылихи, от Дорогомилово и с Пресни.
Булат шел по набережной и краем глаза посматривал на это громадное сооружение, более напоминавшее зиккурат в Древней Месопотамии или горный массив, который на высоте более ста метров украшал железобетонный герб СССР.
При этом приходилось также постоянно смотреть и под ноги, потому что нескончаемый поток грузовиков, что тянулся вплоть до усадьбы Студенец, где шло строительство набережной, дорогу разбил окончательно.
А ведь еще помнил то время, когда здесь были устроены купальни — деревянные выгородки, где летней порой с утра до позднего вечера проводила время вся без исключения арбатская и пресненская шпана.
Бабушка не пускала Булата на реку, но тайком он, конечно, убегал сюда.
Собирались на выкрашенном зеленой комкастой краской дебаркадере, привязанном ржавыми тросами к берегу.
Жгли костер.
Курили.
Дорогомиловские приносили пиво.
Бывало, что дрались.
Ну, и купались, само собой.
Сейчас купальни сломаны, дебаркадер отбуксировали куда-то к ближе к Лужникам, и только грузовики с песком и щебенкой круглые сутки утюжат прибрежную линию.
Булат вошел в гулкий парадный.
Где-то наверху загремел люк мусоропровода, хлопнула дверь.
Нажал на кнопку вызова лифта.
И все повторилось: как тогда, в детстве, на Арбате в недрах дома тут же ожил электрический мотор, сопровождаемый однообразным гулом лебедки, которая выпустила в шахту раздвоенный, как змеиный язык, густо смазанный тавотом металлический трос.
Усмехнулся своим воспоминаниям.
Видимо, в этих совпадениях состояний был какой-то свой смысл, понять который сразу не представлялось никакой возможности, но лишь со временем этот смысл раскрывался, связывая воедино разрозненные события жизни.
