Латышские народные сказки | страница 28



— Ну что это за дерево? — и переломила.

Тогда пошел медведь и приволок толстый дуб. Но лиса и дуб разрубила.

Медведь говорит:

— Теперь, кума, твой черед.

Лиса в ответ:

— Да, да, все бы ладно, но пока я в лесу буду, вы моего коня сожрете… Ты, заяц, поглядывай: как возьмутся они за коня — ты заори, уж я услышу.

Ушла лиса в лес, а волк и говорит зайцу:

— Попробуй ты только заорать: тебя первого сожрем, а потом уже коня.

Заяц и полслова в ответ не вымолвил. Так и сожрали они втроем коня. Только кожа да кости остались. Сложили они кости в кожу, поставили коня, будто живого, на ноги, а сами удрали.

Зашла лиса между тем в лес и говорит:

— Деревья прямые, деревья кривые, обернитесь, деревья, санями.

Три раза повторила — свалились с неба новые, ладные саночки. Взяла лиса сани и тащит их из лесу. Вытащила — удивляется: куда ж медведь да волк с зайцем девались?

Оглядывается — никого не видать. Подошла к коню, похлопала трижды по боку, а конь возьми да упади. Вот так диво! Смотрит лиса — пропал ее конь!

Недолго думая, погналась лиса за беглецами. Нагнала их у узкой речки и говорит:

— Ах вы, подлые! Слопали моего коня.

А те отпираются: не трогали, говорят.

Решила тогда лиса схитрить. Говорит:

— Кто через речку перескочит — тот, значит, не виноват. Первым зайцу прыгать — так лисе вздумалось.

Заяц в ответ:

— Я парень молодой да ловкий, я прыгать мастак. Мигом на ту сторону перескочу.

Разбежался, прыгнул, но — плюх! — угодил в речку и потонул.

Та же беда и с волком и с медведем приключилась: оба потонули.

Нужно теперь лисице прыгать. Она думает: «Мне прыгать не учиться, а коли и упаду в воду — невелика беда: я и плавать не дура».

Сказала — и прыгнула. Так ли оно было, или иначе, да только упала лиса в воду. Потонула и она — как заяц, волк и медведь.




Лиса и гуси

ла как-то лисанька мимо хутора и видит: во дворе гуси пасутся. Обрадовалась лиса: «Вовремя я подошла» — и давай гусей гонять. Загоготали гуси, да так жалобно пощады запросили, что лиса б наверно расплакалась, коли могла бы понять, о чем они просят. Но ведь в том-то и беда, что не говорят гуси ни по-прусски, ни по-латышски, только по-гусячьему, а лиса по-ихнему не понимает.

На счастье, оказался в стае один старый гусак, который хорошо знал по-латышски. Он и стал лисе толковать, что есть, мол, у гусей обычай — перед смертью песню спеть.

— Ладно, — говорит лиса, — пусть споют, да побыстрее.

Но только нейдет у гусей пение на лад. Один затянет: «га», второй подтянет: «га», и покуда «га» весь круг не обойдет, лисе ждать надо. Ну, и мы, конечно, подождем. Кто знает, как еще там дело обернется.