— Я так понимаю, сейчас моя очередь, — говорит Лори.
Я киваю, радуясь тому, что она прервала поток моих мыслей, который движется в сторону сексуальной озабоченности.
— Неужели у тебя есть в запасе еще более страшная история, чем первая?
— Боюсь, что нет, — качает головой Лори. — Удар головой мне надо было приберечь под конец. — Она задумчиво прикусывает губу.
Я пытаюсь прийти ей на помощь и подсказываю:
— Может, тебе случалось в ветреный день выйти на улицу без трусов, но в широкой юбке? — (Лори усмехается и качает головой.) — Или отравить кого-нибудь своей стряпней? А может, ты когда-нибудь целовалась с парнем своей сестры?
Взгляд ее устремляется в пространство, в нем светится печаль или какое-то другое чувство, которое я не могу идентифицировать. Черт! Кажется, я ляпнул что-то не то. Лори начинает усиленно мигать, словно пытаясь прогнать слезы.
— Господи боже! — бормочет она и яростно трет глаза тыльной стороной ладони. — Прости, пожалуйста.
— Это ты прости, — лепечу я, совершенно не понимая, чем вызвал подобную реакцию. Мне хочется взять ее за руку, погладить по коленке, как-то утешить, успокоить, но я не двигаюсь с места.
— Ты тут ни при чем, — качает она головой.
Жду, когда она немного успокоится, и спрашиваю:
— Хочешь поговорить об этом?
Лори опускает взгляд и тихонько пощипывает собственную ладонь, как видно, пытаясь физической болью заглушить боль душевную. Мой брат Элби — настоящая заноза в заднице — для этой цели носит на запястье резинку, которой в критические моменты хлопает себя по руке.
— Моя младшая сестра умерла, когда ей было шесть лет, — произносит Лори. — Мне тогда едва исполнилось восемь.
Блин! Мой братец, слава богу, жив! Он моложе меня на четыре года, и, как я уже сказал, второй такой занозы в заднице днем с огнем не сыскать. Но все равно я люблю этого паршивца и не могу себе представить, как жил бы без него.
— Господи боже, Лори, прости!
По щекам ее вновь струятся слезы. Но я уже вышел из ступора и вытираю их большим пальцем руки. Лори начинает всхлипывать, а я глажу ее по волосам и бормочу что-то нечленораздельное, словно мамочка, успокаивающая малыша.
— Сама не знаю, что это я так расхныкалась, — говорит она через пару минут и прижимает к щекам ладони. — Я давным-давно не плакала из-за этого. Наверное, выпила слишком много. — (Я молча киваю, проклиная себя за бестактность.) — Когда люди спрашивают, есть ли у меня братья и сестры, я обычно отвечаю — только брат. И чувствую себя виноватой за то, что не упоминаю о ней. Но так намного проще.
