Я миную очередь в столовой. У Рэва с собой столько еды, что ею можно накормить целый полк. Кристин всегда дает какую-нибудь вкуснятину и для меня. Не помню, когда в последний раз мне собирала обед мама. Да я и не заслуживаю этого.
Бросив скомканный лист на стол, я сажусь напротив Рэва. Мы всегда занимаем один и тот же стол. В окна стучит дождь, столовая переполнена, но к нам никто не подсаживается.
– Ты похож на черного жнеца смерти, – замечаю я. На его толстовке принт скелета, а на голове, как обычно, капюшон.
– Рад стараться. – Он разворачивает смятый лист и зачитывает вслух: – «Почему Дилан Томас чувствует отчаяние?» Это что такое?
– Домашка по литературе. Но я тебе другую записку хотел показать.
Рэв достает из пакета упаковку с сэндвичем и придвигает ее ко мне.
– Твоя девушка еще что-то написала?
«Моя девушка». Мне нравится фраза, хотя причин для этого нет.
Рэв знает, что мы продолжаем переписываться, но я не показывал ему наших писем с того вечера, как о ней рассказал. Наши с ней разговоры стали слишком личными, и мне бы не понравилось, если бы она делилась с подругами моими тайнами. В последней же короткой записке нет ничего такого, и мне не терпится рассказать о ней другу.
Он читает ее, пока я разворачиваю упаковку, в которой два ломтика бананового хлеба. Каждый из них намазан сливочным сыром, посыпан грецкими орехами и изюмом. У меня слюнки текут. Хочется сразу все в рот запихать.
– Она наша ровесница, – замечает Рэв.
– Ага.
Друг обводит взглядом столовую, словно незнакомка может сейчас за нами наблюдать. Если я после прочтения записки ликовал, то он абсолютно серьезен.
– Ты уверен, что тебя не разыгрывают?
– Каким образом?
– Она не хочет встречаться с тобой. Неизвестно, действительно ли ей семнадцать. Может оказаться, что она – пятидесятилетний мужик, кайфующий от такой фигни.
Я вырываю записку у Рэва из рук и убираю обратно в рюкзак.
– Заткнись.
Он с минуту наблюдает за мной.
– Дай еще раз на нее взглянуть.
– Нет.
– Ладно.
Он достает из рюкзака банку газировки и щелчком вскрывает крышку. Иногда мне хочется двинуть ему хорошенько. Я нашариваю записку и бросаю ему. Рэв перечитывает ее, а у меня внутри все замирает.
Он поднимает на меня взгляд.
– Ты ей нравишься.
Передернув плечами, я пододвигаю его газировку к себе. Сделав глоток, закашливаюсь: такое ощущение, что в этой минералке замочили апельсин.
– И она тебе нравится, – улыбается Рэв.
– Как ты пьешь эту гадость?
Его улыбка становится шире.
