– Кто мне скажет, о чем это стихотворение?
Может, для нее это и потрясение, но никто ей не отвечает.
Миссис Хиллард выпрямляется и проходит между рядами парт, касаясь каждой из них кончиками пальцев. На ней длинная шелестящая юбка и узорчатый кардиган, какие носят только пожилые учительницы.
Я запихиваю записку под учебник, пока она меня не застукала.
– Против чего же восстает Дилан Томас? – спрашивает она. – Что это за гаснущий свет?
– Наступающая тьма, – отзывается Дрю Кенни.
– На первый взгляд – да, – кивает миссис Хиллард, цокая каблуками по полу. – Что еще он может иметь в виду?
– Ночь? – высказывает предположение другая ученица. Вяло и без вдохновения.
Мне приходят на ум рассуждения о фотографиях, которые мы ведем с девушкой с кладбища. Ей бы тоже сейчас было скучно? Стоп. А что, если она действительно здесь? Я осматриваю класс.
Кто знает, может, она и тут. Вряд ли, конечно. Но все может быть. Нельзя же посмотреть на кого-то и сразу понять: у нее умерла мама. У меня тоже на лбу не написано: «УМЕРЛА СЕСТРА».
– Прочитайте стихотворение еще раз про себя, – говорит миссис Хиллард. Постучав пальцами по учебнику Элайджи Уокера, она тихо велит ему: – Убери телефон.
Тяжко вздохнув, тот сует мобильный в рюкзак.
– Прочитайте его еще раз.
Она останавливается у моей парты. Бросив на меня короткий взгляд и рассеянно постучав по моему учебнику, она идет дальше. Учителя не ждут от меня ничего особенного.
– Прочитайте стихотворение еще раз и скажите мне, о чем в нем на самом деле говорится.
Кто-то кашляет. Кто-то ерзает. Все молчат. Миссис Хиллард разворачивается в конце класса, и ее спокойствие впервые дает трещину:
– У кого-нибудь должны же быть мысли по этому поводу. Ну хоть у кого-нибудь! Неверных ответов тут нет.
Говорит человек, который только что отмел два ответа.
– О чем это стихотворение? – требовательно вопрошает учительница.
Чего она так разошлась-то?
Я скольжу взглядом по странице со стихотворением:
«Не уходи покорно в ночь глухую».
Я сам не замечаю, как прочитываю его целиком. Оно вовсе не о тьме и ночи.
Миссис Хиллард все так же медленно проходится по классу.
– Он говорит: «Восстань, противься гаснущему свету». Что чувствует Дилан Томас?
– Отчаяние.
Слово вырывается прежде, чем я успеваю себя остановить. Мой голос звучит хрипло – в последний раз я говорил три часа назад, когда мы с Рэвом съели на двоих бублик в столовой.
Естественно, все тут же вылупляются на меня. Половина из присутствующих, наверное, никогда не слышали моего голоса.
