Против чего обращает свой гнев автор? Против обогащения языка? Естественно, что с развитием науки, с обогащением нашего представления о мире в язык приходят новые слова. И если они не обозначают конкретную вещь, это еще не значит, что без них можно обойтись. Автор зовет нас «назад в пещеры»? Трудно, конечно, в это поверить, но получается, что так. Вот, например, он обрушивается на слово «прогресс», называет его «словом-амёбой». А сам его употребляет здесь:
Все производные светлые мифы Запада (о присущей ему свободе и демократии, о быстром прогрессе и равновесии его рыночной экономики, об «экологичности» западной культуры и т.д.)
И здесь:
Таким образом, несмотря на существенный технический прогресс, который имел место в отрасли за десять лет, превращение большого государственного концерна в конгломерат частных предприятий привело к падению главного показателя эффективности более чем в 4 раза!
И здесь:
Речь идет о вытекающем из закона стоимости утверждении, будто та формация прогрессивнее, которая обеспечивает более высокую производительность труда.
И еще во многих, многих местах. Зачем же пользоваться словом, которое представляет из себя «ячейки сети», зачем «запутывать наше представление о мире»?
Ну, конечно же, автор делает это не специально, просто в публицистическом пылу он обрушивается на ни в чем не повинные слова, забывая, что это всего лишь инструменты. И топор не виноват в том, что им раскалывают черепа, вместо того чтобы валить деревья.
Неправильное, неуместное толкование такого рода слов вызвано, в первую очередь, индивидуальностью восприятия их каждым человеком. Для одного – словосочетание «восстановление духовных ценностей» будет означать восстановление церквей, а для другого – переоборудование их под музеи. И каждый будет считать другого лжецом или глупцом, неверно трактующим элементарные понятия.
Можно понять Сергея Георгиевича, когда он говорит о размывании смысловой оболочки слова, об утрате первоначального смысла, но опять же стоит спросить: а когда было не так? Когда такого рода слова и понятия трактовались всеми однозначно, одинаково? И не говорит ли такая однозначность в толковании какого-то нового понятия только о том, что слово еще не «обкатали» на практике, что оно не успело приобрести необходимый шлейф положительного и отрицательного опыта?
Что такое слово «большевик» сразу после распада РСДРП? Да просто неуклюжее обозначение члена Российской социал-демократической рабочей партии, примкнувшего к большинству. Каким было отношение к этому слову? Да, в общем-то, более или менее нейтральное. Но посмотрите, как это слово наливалось смыслом, получало яркую эмоциональное окраску, когда прошло через революции, когда стало массовым. И сегодня, для кого-то «большевик» - идеал человека, для кого-то – кровавый убийца и святотатец. Но опять же, отношение к этому слову сегодня намного менее яркое, чем в 20-ых годах прошлого века.
