– Это – Полуночница! – восхищенно воскликнул Тупой Эд. – Я принес ее с собой, чтобы ей не было одиноко. Ее братья и сестры умерли, так же как и мама-кошка.
Лицо Эда помрачнело.
Коул вспомнил, как в ночь возвращения в Город Башен обнаружил Эда, нянчившего труп обгоревшей кошки. Один из бывших заключенных из Новой Страды, Дымина, без всякой причины поджег животное во время массовых беспорядков. Эд спас котят как раз перед появлением Коула. Глядя на Полуночницу, свернувшуюся клубком в огромных руках Эда, Даварус посочувствовал кошке. Как и у Коула, у нее не осталось семьи. Она была одинока.
– Я помогу тебе заботиться о ней, обещаю, – сказал он и похлопал друга по плечу. – Но сейчас нам нужно немного отдохнуть. Так хочется поспать для разнообразия в настоящей постели.
В общем, узкая койка в каюте каравеллы – это не бог весть какая роскошь, но все что угодно лучше каменной крыши Звездной Башни посреди зимы.
Когда Коул отправился взглянуть на каюту, в которой ему предстояло совершить путешествие на юг, у него возникло неприятное ощущение, что кто-то или что-то за ним наблюдает.
Его снова кружило. Он несся, вращаясь, сквозь тьму со сцепленными вместе руками и ногами. Даже поморщиться было невозможно – это требовало мучительных усилий, которые, казалось, длились вечность. Он понимал, что видел сон, переживая один и тот же кошмар множество раз. И постоянно испытывал неимоверный ужас.
Он почуял тошнотворное дыхание. Оно обволокло его, как болезнь, как пагуба. Он знал, что ожидало в конце путешествия. Всегда одно и то же. Он не хотел открывать глаза, не хотел снова видеть то ужасное лицо. Но у него не было выбора. Он открыл глаза.
Череп-планета заполнил все поле его зрения. Зияющая пасть, зубы словно горы, пожелтевшие за тысячелетия разложения. И тут он увидел глаза бога – будто луны-близнецы, прогнившие, цвета свернувшегося молока. Они зловеще светились, от их зеленоватого блеска его подташнивало.
И тогда бог заговорил:
– Дитя.
Голос словно отдавался эхом с невообразимого расстояния. Он заполнял его уши, глубокий, как бездна. Казалось, голос способен преодолеть и пространство, и время: столь могуч он был.
– Ты противишься мне.
Он попытался сказать: «Я не хочу быть убийцей», – но его рот был будто напичкан камнями.
– Ты убийца, дитя. Смерть – вот что ты есть. Избранное мною орудие. Тот, кто откроет дверь для моего возвращения. Для возвращения всех нас. Докажи, что ты достоин, дитя.
Коул попытался кричать, звать на помощь, но оказался способен лишь на слабые жалостные стоны. Никто не сможет его услышать. Никто не придет поддержать.
