— Выпускник юрфака Казанского университета Назип Данишев, — ответил тот, пожимая руку своему начальнику. И тут же добавил: — И бывший сержант Альметьевского горотдела милиции.
— Значит, не новичок в милиции? — уже чисто служебным тоном спросил Минаев, направляясь в помещение.
— Три года там служил. Да пару лет носил сапоги в армии.
Они вошли в кабинет, располагавшийся на втором этаже.
— Стало быть, в пехоте служили, — продолжил разговор капитан.
— Служил на Курилах. Там местные моряки нас, сухопутных, называли «сапогами».
Начальник милиции, приветливо взглянув, произнес:
— Я сам морячил, это слово и у нас пускали в оборот. Ну как же! Мы-то ходили в ботиночках, в красивой форме, вот гордость и вырывалась из нас, как пар из раскаленного котла. Хотя сейчас уже понимаешь, что это ребячество...
Они помолчали, осторожно, точнее, украдкой, поглядывая друг на друга, как смотрят при сватовстве жених и невеста. При этом капитан рылся в ящиках стола.
Назип тем временем оглядел кабинет начальника, где ему предстояло побывать еще не раз. Над столом висел портрет Дзержинского, справа на стене располагалась картина Шишкина «Лесные дали», которая, несомненно, сглаживала впечатление от казенного вида этой небольшой комнаты, где так монументально, прямо под картиной, возвышался мощный стальной сейф.
— Этот шедевр XIX века меня всегда волнует, как волнует родной Омск, когда я приезжаю туда в отпуск, — перехватив его взгляд на картину, произнес капитан Минаев с грустными нотками в голосе. — Сколько ни смотрю на эту вещь, всегда нахожу что-то новое, как при чтении стихов Михаила Лермонтова или Габдуллы Тукая. — Минаев вздохнул и как-то отрешенно, словно думая о чем-то другом, усталым голосом продолжил: — Поразительная штука классика: будь это в области поэзии, музыки, живописи или в какой другой, результаты творения человеческого таланта все время остаются неизменными в восприятии разных поколений; они, как хлеб, никогда не надоедают и всегда нужны, являясь вечными духовными источниками жизни.
Слушая начальника районной милиции, в сознании Данишева пронеслось: «Похоже, он не заскорузлый службист, а человек понятливый. И лицо волевое. С этим начальником, пожалуй, сработаемся».
Капитан внимательно посмотрел на Назипа и, словно прочтя его мысли, как-то проникновенно и просто сказал:
— Эта картина всегда следует за мной, как жена, где бы я ни работал. До этого висела в райкоме комсомола, где я секретарил. Надеюсь, что она здесь получила постоянное место жительства.
