Микларжевский раскрыл чемодан и достал тренировочный костюм, боксерские лапы.
- Пора разминаться,- он посмотрел на большие квадратные электрические часы, укрепленные над дверью.- Легкая гимнастика, пятнадцать минут…
Виликтон Туранов, закутанный в теплый мохнатый халат, двинулся к выходу. Виктор Иванович, обняв боксера за плечи, шел рядом и что-то говорил на ухо.
- Виля! Ни пуха ни пера! - крикнул Рокотов.
- Топай к черту! - ответил Виликтон и на его сосредоточенном лице вспыхнула и тут же погасла улыбка; мысленно он был уже не здесь, а там, на ринге.
Валерий машинально проделал гимнастику и взял кусок тонкого кабеля в резиновой изоляции - скакалку.
- Сколько?
- Два раунда. В слабом темпе,- и, хитро улыбаясь, добавил: - Подарок тебе привез: письмо от матери. Оно долго путешествовало. Из военного гарнизона отправили в Сочи, но и там оно тебя не застало.
- Где же оно? Давайте, Игорь Леонидович.
- Наберись терпения. Долго ждал, придется еще подождать,- Микларжевский сделал паузу, посмотрел на Рокотова, и трудно было понять, говорит ли он серьезно или шутит: - Письмо получишь после полуфинала. Выйдешь в полуфинал, сразу получишь.
- А если не выйду, проиграю…
- Ну, тогда,- Микларжевский вздохнул и хитро улыбнулся,- отдам только в Москве. Вот так. Точка. Не стой на месте, двигайся!
Каждый боксер по-своему переживает минуты перед ударом гонга. Один становится раздражительно-взвинченным, второй уходит весь в себя, молчун молчуном, никого не видит, никого не слышит, третий нарочитой веселостью старается прикрыть тревожную взволнованность. У каждого спортсмена свой характер и темперамент. Только в романах да на экранах кино можно видеть невозмутимых спортсменов, у которых нервы из проволоки, а мышцы из первосортной стали. В жизни все сложнее.
…Тревожное ожидание нарастало. Но оно не было похоже на переживание человека, идущего на суд, хотя ринг - это место открытого суда, где на глазах тысячной толпы специалисты в белых судейских одеждах решают спортивные судьбы. Валерий переживал по-своему, по-рокотовски, волновался, как солдат накануне парада, ибо для солдата парад, как и бой на ринге, проходит каждый раз по-иному и наполнен новым содержанием. Глухой рокот многотысячной толпы доносится сюда сквозь толщу железобетонных стен, к нему невольно прислушиваются, ибо он, как барометр, чутко реагирует на ход поединка.
По длинному коридору идет долговязый молодой немец с блеклыми, навыкате глазами и приветливой улыбкой на губах. В одной руке он держит связку пухлых боксерских перчаток, издали похожих на огромные груши, в другой - листок бумаги. Он бесцеремонно заглядывает в раздевалки, быстро говорит, глотая окончания слов, говорит требовательно, но вежливо и уважительно и всегда улыбается. Это судья при участниках. Он предупреждает боксеров, раздает перчатки, выводит очередную пару на ринг.
