- Яйки! Млеко! Давай, давай!
Из дома выскочила мать. Она кинулась к Саньке, заслонила его собой.
- Это мой мальчик! Сын! Он ни в чем не виноват!
Наконец до сознания матери дошло, чего хотят солдаты. Облегченно вздохнув, она закивала:
- Есть, есть. Сейчас принесу!
- Давай, давай! - заулыбался рослый рыжий немец. - Шнель!
Мария побежала в дом.
Рыжий немец подошел к Саньке и похлопал его по плечу:
- Гут, киндер!
Санька бессмысленно закивал головой, не зная, как себя вести.
- До есть Петербург? До есть Ленинград? - спросил рыжий на ломаном русском языке. - Километр?
Санька догадался, что рыжий спрашивает, сколько километров до Ленинграда. Он кивнул немцу и показал четыре пальца.
- Отсюда до Ленинграда будет километров четыреста!
- Понималь, - сказал рыжий солдат и начертил на земле цифру четыреста. - Так есть?
- Так, так, - подтвердил Санька.
- До есть Москау? - продолжал спрашивать рыжий.
- Далеко! - ответил Санька. - Тысяча километров.
Он начертил на земле цифру.
- Гут, гут, - немец засмеялся, обнажив крупные редкие зубы, и многозначительно поднял палец. - Завтра вир, мы есть Ленинград! После-после-послезавтра мы есть Москау! Хайль Гитлер! Россия - капут! - немец провел ладонью по горлу.
От его слов, выразительных жестов и самодовольного смеха Саньке стало страшно. Гад, уже победу празднует… Тут до Санькиного слуха донеслось отчаянное кудахтанье. Он оглянулся. Из сарая вышел немец, неся в каждой руке по паре барахтающихся несушек. Другой солдат перелез через загон и старался поймать двухмесячного поросенка. Поросенок визжал и ускользал из рук.
В это время на пороге показалась мать с плетеной корзинкой. и большой крынкой молока. Рыжий солдат поспешил к ней. Внезапно грохнули выстрелы, раздался пронзительный визг поросенка. Мать ахнула и уронила крынку с молоком и корзинку с яйцами. Крынка разбилась, и молоко побежало со ступенек на землю. Из упавшей набок корзинки покатились яйца.
- Русише швайне! - заревел рыжий немец, схватив корзинку с разбитыми яйцами, с размаху ударил Санькину мать. - Русише швайне!
Из дома выбежал Колька и, увидев немцев, с испугу заревел:
- Ма-ма!
Мать упала перед рыжим немцем на колени и взмолилась:
- Пожалейте меня, грешную! Простите!
У Саньки защемило сердце. Он стоял как вкопанный, боясь пошевелиться. Рыжий немец взглянул на своих дружков и, видимо, остался доволен добычей.
- Завтра яйки! - он растопырил перед матерью пальцы обеих рук, показывая десяток. - Завтра млеко! Яйки, млеко! - Рыжий вскинул автомат, изображая стрельбу.
