Через несколько минут кавалерийский отряд, хвост которого еще терялся за бугром, приблизился к воротам. Можно было различить отдельных всадников, находившихся впереди. Все сразу узнали Колу ди Риенцо на белом коне, со сверкающим кондотьерским жезлом в руках. Рядом в рыцарских доспехах ехали братья Никколо и Джордано Орсини, столяр Паоло Буффа, художник Чекко Манчини и его сын Конте. За ними по шесть человек в ряд, стараясь сохранять равнение, двигалась римская конница.
Величественная картина захватила зрителей. Молчание толпы сменилось ликующими криками:
— Да здравствует армия!
— Слава победителям!
Римляне горячо приветствовали своих воинов, бросали на их пути цветы, весело махали руками.
Нина, находившаяся на краю дороги с маленькой Маддаленой на плече, счастливо улыбалась мужу. Стоявший рядом Лоренцо вдруг кинулся к отцу. Белый арабский скакун трибуна от неожиданности взвился на дыбы. Нина испуганно вскрикнула. Какое-то мгновение казалось, что конь неминуемо раздавит мальчика, но седок, уверенно держась на стременах, ловко подхватил сына и посадил его перед собой за лукой седла.
Под громкие крики приветствий трибун въехал в Рим.
* * *
— Ты редко ходишь в церковь, — подходя к мужу, сказала Нина. — В городе болтают о твоих симпатиях к вероотступникам. Следует вести себя осторожнее. С этим, сам знаешь, не шутят.
— Проклятые ханжи! — отозвался Кола ди Риенцо. — Впрочем, ты напрасно за меня волнуешься. Скоро болтуны прикусят язык. Даже епископ останется мной доволен. Я подписал указ, чтобы все римские гранды ежедневно являлись на молитву в новую часовню при Капитолии. С сегодняшнего дня каждый из них обязан, закрыв лицо капюшоном и смиренно скрестив руки, вслух, громко замаливать старые грехи. Бароны будут просить у бога прощения за то, что совершали грабежи и насилия над народом. Брату Андреа и его людям велено следить, чтобы никто не уклонялся от выполнения обряда. Пусть только осмелятся нарушить предписание.
— Не слишком ли ты крут с ними? Кажется, бароны забыли прежние распри. Как бы они теперь сообща не выступили против республики.
Трибун и его жена подошли к распахнутому окну. Яркое июльское солнце слепило глаза. Внизу зеленел город с его красными черепичными крышами, с острыми шпилями соборов и бесчисленными крепостными башнями. Вершины большинства башен были уже основательно разрушены. Кое-где над ними можно было различить темные фигурки людей, разбивавших каменную кладку.
