У Раннвейг почти совсем не было возможности покинуть родную деревню Хнаппавеллир, в которой жило двадцать человек, по большей части связанных между собой родственными узами. В такой ситуации девушке ничего не оставалось, как слушаться взрослых. Я же стал счастливым разнообразием, коротким удовольствием, о котором она могла потом долго вспоминать, я это понял и испытал к ней благодарность.
Раннвейг жадно занималась любовью, и я помню, сказала, что хотела бы добиться чего-то большего, чем просто ходить по земле; что она мечтает о настоящей жизни. Для нас с ней эти слова означали возможность хорошенько поиметь друг друга в свете луны вместо того, чтобы храпеть в доме, а потом весь день трудиться, печь хлеб и заботиться о том, чтобы в очаге горел огонь. Но они были услышаны и поняты иначе.
Волк, на нас напавший, называл себя Ульфур Дальсгаард. Пока мы крепко обнимали друг друга, он перекусил мне подколенные сухожилия, а потом разорвал икры Раннвейг. Потеряв возможность бежать или сражаться, мы решили, что нам пришел конец и сейчас нас атакует вся стая, но вскоре поняли, что имеем дело с одиноким волком – огромным и могучим, – и он отошел в сторону, наблюдая, как мы истекаем кровью.
Сначала я не мог поверить своим глазам: в Исландии никогда не водились волки, однако я слышал о них легенды. Только этот вел себя совсем не так, как волки из легенд, и я его не понимал. Мы были ранены, истекали кровью, нас сковывал страх, всего этого вполне хватило бы, чтобы нас прикончить, но он лишь хотел, чтобы мы оставались на месте, ничего больше. Если мы пытались отползти в сторону, кричать и звать на помощь, он рычал и показывал, что собирается напасть. Нас берегли для чего-то особенного.
– Чего он хочет? – спросила у меня Раннвейг.
– Я не знаю, – ответил я. – Но у нас нет выбора, мы должны ждать.
– Ты думаешь, он съел наших лошадей?
Мы не слышали их с тех пор, как стреножили на лугу, примерно в миле от нас, и оставили пастись – но в этом не было ничего удивительного, ведь мы находились рядом с водопадом.
– Понятия не имею, – ответил я.
Нам оставалось только ждать и думать о том, как мы умрем: от потери крови или могучие челюсти перегрызут нам горло.
Ответ пришел на рассвете. Когда солнце затмило бледное сияние луны, волк начал корчится и выть, потом послышался хруст костей и рвущихся сухожилий и шорох скользящей кожи. Пока происходили эти жуткие метаморфозы, он не мог нас преследовать, и Раннвейг решила, что наступил подходящий момент для бегства. Она собрала свою одежду и поднялась на ноги.
