Я стиснула колени ладонями и низко опустила голову, уставившись на грязную плитку под своими ногами. В другом конце огромного здания возилась уборщица, но ее труд сегодня здорово напоминал мартышкин недавно прошел дождь, люди разносили грязь со скоростью, явно превышающей движение швабры по полу. Почему я об этом думаю? Почему мне в голову лезут всякие несущественные глупости? Перегруженный мозг пытается переключиться на что-то нейтральное, так как мысли о том, что меня ждет впереди, чересчур тревожны.
— Девушка, вам плохо?
Выпрямив спину, я отрицательно покачала головой, подхватила сумку и медленно направилась к выходу из здания вокзала.
* * *
Мне досталось нижнее плацкартное место, я сразу уступила его соседке сверху пожилой женщине, которой явно не хотелось изображать акробата и прыгать вверх-вниз по любой нужде. Забравшись на свою полку, какое-то время я просто сидела, подтянув колени к животу, снова и снова прокручивая в голове навязчивые образы, наглядно представлявшие то, в каком состоянии Семен Егорович, как именно все пройдет, как мне следует себя вести в присутствии Влада и его матери, что, в конце концов, будет дальше? Не скрою, очень хотелось малодушно спрыгнуть на ближайшей остановке и терпеливо дождаться другого поезда, трусливо поджать хвост и вернуться обратно, подгоняемой презрением людей, которые раньше были моей семьей. Это было глупо, но мысленно я все же прокручивала и такой вариант событий, точно зная, что никогда не смогу так поступить. Татьяна Олеговна всегда считала меня неблагодарной это неправда, я отлично помню все то хорошее, что принес в мою жизнь Семен Егорович. Но благодарность здесь вовсе не при чем. Я по-своему к нему привязана, этот человек стал мне намного ближе собственного отца, с которым мы не виделись уже очень долгие годы. И если бы передо мной был выбор, к кому приехать, я, не колеблясь, повернулась бы в сторону Семена Егоровича, дяди Семы, как он когда-то просил себя называть.
По моей щеке скатилась невольная слезинка, которую я тут же, весьма поспешно, смахнула тыльной стороной ладони. Потянувшись к своей сумке, достала оттуда рабочий блокнот и за неимением более удобного «холста» принялась по памяти вычерчивать лицо дяди Семы простым карандашом. Ничего не получалось, было слишком темно, еще и непрошеные слезы лезли в глаза, здорово искажая обзор; в конце концов я с отвращением бросила блокнот обратно в недра сумки. Заснуть так и не удалось: до самого рассвета пролежала на спине, бесцельно пялясь в темный потолок, слушая мерный стук колес и вспоминая ночь, ту последнюю ночь, после которой я спешно собрала вещи и сбежала навстречу новой жизни.
