Каким образом он вообще узнал о том, что неизвестная девчонка-школьница, с которой они даже никогда не виделись, самым наглым образом набросала портрет без ведома так называемого «натурщика»? Потом даже Влад не мог точно рассказать, от кого произошла «утечка информации». Он сам узнал от какой-то знакомой девчонки, а она уже точно не помнила, кто мог обмолвиться о пресловутом портрете. Я же, знать не зная, что мой «идеал», исполненный от балды, в виде эксперимента, простым карандашом по белому листку, существует, и даже живет совсем близко, охотно давала смотреть свои рисунки всем желающим, не подозревая, что однажды кто-то из них сможет узнать плод моей фантазии.
Но это произошло, и как тут было не поверить в пресловутое правило шести рукопожатий, судьбу, карму — слова сомнительные, но вселяющие безграничное уважение и трепет?
Разношерстные многочисленные воспоминания быстрым вихрем пронеслись в моей голове, не слишком помогая отвлечься от того, что мы с Владом сидим рядом друг с другом, очень близко. А потом пришел странный доктор, в том смысле, что таких «крупногабаритных» врачей мне еще не доводилось видеть. Высокий и очень большой, на мощной фигуре с трудом держался белый халат; казалось, еще немного, и тонкая ткань жалобно треснет. Я глупо подумала, что этот доктор и на мой холст поместился бы с трудом, а может, не влез вовсе.
Отпустив сухое приветствие, он о чем-то сказал Владу, после чего ненадолго скрылся за дверью палаты Семена Егоровича. Вернувшись, сообщил, что мы можем ненадолго заглянуть к больному.
Влад перевел взгляд на меня, по-видимому, сообразив, что нам не стоит идти туда вместе. Я очень хотела увидеть Семена Егоровича, но только чтобы при нашей встрече не присутствовал его сын. С ним рядом мне было в высшей степени неуютно.
— Ладно, Варь, — вдруг вполне миролюбиво обратился ко мне Владлен. Зайди к отцу, а я подожду пока. Здесь.
Вот теперь мне стало неудобно по иной причине из-за меня Влад вынужден оттягивать встречу с отцом Нет, это уже маразм, чистейшей воды глупость, мои заморочки, которым сейчас лучше провалиться куда подальше и не высовываться до поры до времени. Проглотив так и не высказанное предложение заглянуть к больному вместе, я решительно кивнула и, прихватив с сиденья сумку, вошла в палату.
Одного взгляда на лежащего поверх стерильно белой простыни Семена Егоровича хватило, чтобы у меня начала подрагивать нижняя губа, а по спине, вдоль позвоночника, пробежал ледяной озноб. Его голова была туго перемотана, на лице виднелись уже начавшие подживать царапины, на груди толстая повязка, край которой торчал из-под теплого одеяла. Мужчина смотрел на меня, силясь улыбнуться; только заметив это, я отмерла и быстро приблизилась.
