Самый последний барак оказался пустым. В него и стали загонять прибывших. Соколов и его экипаж заняли нары в самой середине барака. Бабенко уселся и опустил голову. Логунов сразу улегся и накрыл голову рваной грязной подушкой. Коля Бочкин сел рядом со своим земляком и стал крутить головой по сторонам, разглядывая соседей.
Алексей в задумчивости стоял рядом и тоже разглядывал соседей. Он увидел нескольких командиров с кубиками в петлицах, одного политрука, но большей частью это были красноармейцы и сержанты со стрелковыми эмблемами.
Плохо струганные столбы, настеленные доски, на которых комками лежали набитые соломой матрасные мешки. Вонь немытых тел, запах прелой соломы и грязного тряпья стояли в воздухе. Но больше всего томила неволя, угрюмость сотен людей, согнанных сюда насильно. Большинство смирилось с неизбежной смертью, с пленом, кто-то страдал от стыда. Говорить ни о чем не хотелось. Алексей понимал своих танкистов: уныние было на грани отчаяния. Лейтенант и сам боролся с этими чувствами. Но старался держать себя в руках. Никакие серьезные мысли о том, как можно вырваться из плена, в голову не приходили. Соколов понял, что причиной тому – усталость, голод и жажда. Пленных не кормили почти двое суток.
В конце концов Соколов улегся на нары рядом с Лагуновым и закрыл глаза. Он задремал, и перед его внутренним взором замелькали картины боя, горящие танки, лица бойцов и командиров, которые сражались там, на высоте.
Неожиданно в бараке поднялся шум. Алексей открыл глаза и увидел, что пленные занесли в барак несколько пищевых баков и холщовый мешок с кружками и мисками, которые высыпали прямо на землю рядом с баками. Новые обитатели барака потянулись за едой.
Лагунов тут же поднял голову, принюхался и, вскочив на ноги, заявил, что сейчас он всем принесет еды. Он махнул рукой Николаю, и тот поспешил за своим земляком. Минут через десять они действительно вернулись, с трудом протолкавшись через толпу, с четырьмя мисками и кружками. Соколов и Бабенко освободили нижние нары и уселись вокруг «стола». То, что оказалось в мисках, назвать едой можно было с очень большой натяжкой. Какая-то темная бурда, в который плавал плохо очищенный картофель и несколько потемневших листьев капусты. Алексей съел несколько ложек, поморщился, но заставил себя продолжать. Желудок нужно было обязательно чем-то наполнить. И механик-водитель, и Коля Бочкин ели с такой же неохотой. В отличие от других, с видимым аппетитом ел только Логунов.
