Мемуары младенца | страница 49
Если бы я знал, что принципиальность так дорого стоит, я, конечно, поднял бы руку. Хрен с ним, с диссидентством, на что только не пойдешь ради сверкающих коленок.
38. Пионерский Шаолинь
Сейчас вокруг снова спорят о захоронении Ленина.
А мне кажется, главное – похоронить Ленина в самом себе, а все остальное уже не так важно.
Я похоронил в себе Ленина в восьмом классе средней советской школы.
В школе я сделал головокружительную партийную карьеру.
Я начинал цветоводом. Это не тот, кто водит цветы на прогулку. У нас была не такая школа. Я следил за цветами в классе. Поливал их, окучивал, рыхлил. Защищал. Да, приходилось защищать. Одноклассник постоянно поедал мои цветы. Он сидел у окна, на котором стояли горшки, и жрал герань. Видимо, в его детском организме не хватало каких-то микроэлементов. Кстати, тот одноклассник потом пошел работать в прокуратуру. Не знаю, как это связано. Надеюсь, что никак.
Затем я поступательно восходил на партийный олимп звеньевым, старостой, председателем совета отряда и, наконец, дослужился до члена совета дружины. В те времена русский язык был менее многозначным, и «член совета дружины» звучало гордо.
Казалось бы, после члена дальше было некуда, только Брежнев. Но я сумел подняться еще выше.
Как отличник, председатель и член, я был выдвинут в знаменосцы всея школы.
Мне поручили носить наше знамя. На знамени изображался Ленин и прочие бородатые харизматки того времени. Фактически я нес на руках самого Ильича – это было невероятно почетно.
Я носил знамя школы на торжественных линейках и прочих аналогичных сборищах советской поры, на школьном дворе снаружи и в актовом зале внутри.
«Вынос знамени» представлял собой строго регламентированную театрализованную постановку.
Мне, как знаменосцу, полагался конвой: передо мной вышагивал направляющий, а за мной – замыкающий. Сейчас я могу уже ошибаться в терминологии. Одним словом, один школьник шел впереди и один сзади, чтобы я не убежал, наверное. Втроем, кортежем, мы вносили знамя на место сборища.
Я прослужил знаменосцем несколько месяцев. Все шло идеально. Пока школьные функционеры не решили заменить мне кортеж.
Дело в том, что поначалу меня сопровождали исключительно мальчики. Их выбирали из самых достойных учеников. Но как-то раз на очередной линейке какой-то бонза из министерства образования, взглянув на нашу процессию, сказал: «А как же Терешкова?» В те годы с птичьего партийного умели переводить молниеносно. Реплика начальника означала, что в конвой необходимо добавить девочек.