В общем, знакомое всем нам по классике «это не мне дали пятнадцать суток, это нам дали пятнадцать суток».
И пока я набирал воздуха в легкие, чтобы дать решительный отпор и упасть с мольбами на колени, трудовик добавил уже тише, наклонившись к моему уху:
«А не сделаешь, я тебя самого так же вверх ногами засуну».
Аббревиатура «УПК» – это не только уголовно-процессуальный кодекс, но и учебно-производственный комбинат. В моем детстве эти два значения причудливым образом переплелись.
Учебно-производственный комбинат был грибовидным наростом на древе советской школы. В этом отдельно расположенном здании школьников обучали разным взрослым профессиям. Раз в неделю, дополнительно к остальным урокам.
В нашей школе УПК начинался с седьмого класса. Профессии дети выбирали себе сами.
Например, мой дальновидный друг Сема предпочел торговлю. После первого же занятия они со своим товарищем купили в ближайшем киоске десять брикетов мороженого по сорок восемь копеек и пошли торговать ими у метро. Их тут же замела милиция. Мороженое конфисковали, а пожилой сержант долго сокрушался в отделении, какая меркантильная пошла молодежь, нет, чтобы портвейн по подворотням дуть, как все нормальные подростки делают.
Я же пошел на самый элитный факультатив – автодело. Там нам даже обещали практические занятия. Правда, все иллюзии на этот счет разом испарились, когда мы увидели автопарк нашего УПК – старенький «Москвич 408». Конечно, машина есть машина, вот только «Москвич» стоял на четырех столбиках из кирпичей без колес. Видимо, на нем будущие шоферы ударно отрабатывали навык открывания и закрывания багажника.
«Москвич» без колес был наименьшей из моих бед в том УПК. Дело в том, что в учебно-производственный комбинат набирались ребята из всех районных школ. Классы формировались заново, с нуля. Нетрудно представить, чем был для меня, очкастого интроверта-отличника, воспитанного на рассказах Бианки, новый, с иголочки, коллектив. В своем 7-м «А» я уже давно находился под программой защиты свидетеля: меня опекал боксирующий товарищ Юлька. Здесь же мою юную тушку с нетронутой пыльцой бросили прямо в подростковый муравейник.
Проблемы на свою розовую припухлость я нашел мгновенно, в первый же день: меня невзлюбил местный хулиган. Невзлюбить меня было просто: я ползал улиткой без раковины и всем своим видом просился на мишень. Хулигана звали Пуля. Выигрышная кличка, особенно на фоне его настоящей фамилии – Пулькин. «Пулькин» звучало вовсе не так героически и уж точно не так перспективно, как «Пуля».
