Огонь в темной ночи | страница 10



Сеньор Лусио не отличался храбростью. Уловив по дыханию Зе Марии аромат тонких вин, хозяин пансиона пускался на всевозможные уловки, не осмеливаясь прямо приступить к делу.

— Не найдется ли у вас спички, сеньор доктор?

— Возьмите.

Зе Мария нерешительно отворил дверь в свою комнату, у него не хватало смелости отделаться от хозяина, а тот все топтался около двери, жалкий и смущенный.

— Я хотел сказать вам, что… попросить вас… Моя супруга должна завтра внести арендную плату за дом.

— Хорошо, сеньор Лусио, я раздобуду денег. Да и задолжал я вам не так уж много. Спокойной ночи.

Ему казалось, будто он с головы до ног забрызган грязью.

Порыв ветра ворвался в комнату, слившись с холодным и сырым воздухом коридора. Он медленно закрыл окно, ошарашенный грубым контрастом недавней сцены с еще свежими впечатлениями о вечеринке у Луиса Мануэла. Сеньор Лусио, его жена, дона Луз, шепелявая, костлявая и высоченная, точно корявая сосна, и маленькая Дина, и эта торцовая, с постоянными сквозняками комната, где по ночам скреблись мыши, оказались вытесненными из головы другими, приятными воспоминаниями. Он не мог допустить, чтобы все это снова вторглось в его сознание. Надо ни о чем не думать и поскорее заснуть, словно броситься в глубокий колодец.

Но теперь, когда он проснулся, уже нельзя было ни убежать от действительности, ни притвориться, будто он ничего не замечает. А главное, не стоило пропускать занятия. Зе Мария услыхал в коридоре шаги и подумал, что опять придется перед уходом встретиться с сеньором Лусио. Иногда ему казалось чудовищным, что Дина, его Дина, — дочь таких ничтожных родителей. Когда он видел вместе сеньора Лусио и дону Луз, они неизменно напоминали ему клоунов на арене цирка. Только этим клоунам даже не удалось бы рассмешить публику, они были слишком карикатурны, чтобы сострадание зрителей сменилось взрывами хохота. Бедная Дина! Наивная, как ребенок, она готова была пожертвовать всем, раскрывая себя в каждом жесте, в каждом поступке; такая же отверженная, как и он, она взирала на жизнь с доверчивым изумлением. Но если бедность в чем-то их сближала, то она же служила для него поводом нередко выказывать Дине свое презрение. В ее обществе, даже в ее любви ему чудилось то же пятнающее душу унижение, которому его обычно подвергали. Может быть, поэтому Зе Мария держался с Диной сурово. Попирая ее достоинство, он считал, что возвышает этим себя самого, помогая себе очиститься от грязи.