– Вот что, – наконец прихлопнул ладонью по столу Комаров. – Свяжись с Севериным, скажи, пусть пока поводят по городу этих книголюбов, я сейчас распоряжусь, чтобы им подослали в помощь еще кого-нибудь. А сам езжай-ка к этому Потапенко, машину тебе дам. Вот если и там ничего, тогда посмотрим.
От Комарова я вышел, сделав твердый вывод: если решать самостоятельно надо уметь при любой зарплате, то откладывать решение – слава Богу, прерогатива тех, у кого зарплата выше.
Впрочем, понадобилось всего каких-нибудь минут сорок, чтобы мой жизненный опыт пополнился еще одним любопытным рассуждением: большую зарплату, по крайней мере в МУРе, зря не платят. Я сидел за огромным обеденным столом красного дерева, прихлебывал великолепный липтонский чай из тончайшего майсенского фарфора, слушал рассказы о великих книжниках прошлого и вертелся как на иголках. Меня интересовали книжники современные, и с Николаем Ивановичем Потапенко, очаровательным стариканом, бывшим летчиком-испытателем, мне совершенно не пришлось хитрить, искать обходные пути, применять тонкие маневры. Едва я заговорил о своем интересе к старым книгам, он первым делом словоохотливо вывалил мне все свои свежие, но уже наболевшие проблемы.
– Ух, эта молодежь! – весело кричал он, увесисто пристукивая по столу сухоньким, но крепким кулачком, так что майсенский фарфор угрожающе звякал. – Звери! И откуда берут-то? За последние два месяца весь мой обменный фонд распотрошил! Я уж думал – все, успокоился, так нет! Позавчера является ко мне, приносит: Пушкин прижизненный, “Евгений Онегин”, Радищев, еще Бог знает что! Откуда берут, ну скажите вы мне! И ведь знает, подлец, на чем подловить старика! “Я у вас оставлю все это, Николай Иванович, посмотрите, дескать, в спокойной обстановке, подумайте!” Да какая тут может быть спокойная обстановка – я две ночи не сплю, все полки облазил, что им отдать, что продать? А сегодня, представьте, является и все забирает: у меня, говорит, еще покупатель появился, думайте до вечера, а то уйдет в другой город. И ведь уйдет же, уедет! Как вы думаете, а?
Потапенко полушутливо, полувсерьез хватался за голову, а я, хоть у меня самого все внутри дрожало так, что даже чашку пришлось поставить, чтобы не кокнуть ненароком, ужасно хотел его успокоить: не волнуйтесь, Николай Иванович, не уйдет и не уедет. Но тут же мне пришло на ум, что обоснуй я ему как следует мою уверенность, она, пожалуй, мало его утешит. Вот почему вместо этого я дождался паузы, извинился и попросил:
