Я извлек из кармана список книг с адресом и телефоном Анны Николаевны Горбатенькой. Северин потянулся к трубке.
– Правильно, с нее и начнем.
Звонка в привычном понимании при входе не было. В высокой прохладной полутьме лестничной площадки громадного, так называемого сталинского, дома мы отыскали нужную дверь – массивную, резного дерева. В поисках кнопки Северин зажег спичку, в ее свете тускловато блеснула тяжелая бронзовая ручка, потом витиевато гравированная табличка: “Профессор Адриан Серафимович Горбатенький”. Под табличкой на двери имелось нечто вроде бронзового козырька, из-под которого выступала бронзовая же рукоятка с деревянным полированным шариком на конце. Я вдруг понял, что так, наверное, и выглядели звонки лет сто тому назад.
– Дерни за веревочку, дверь откроется, – почему-то вполголоса проговорил Северин. Я потянул шарик вниз.
Эффект был для меня таким же неожиданным, как и сама конструкция. Сначала за дверью тяжело бухнуло, словно молотком, потом что-то затрещало, и вдруг будто посыпались откуда-то в медный таз звонкие шарики. Шарики ударялись о дно, выскакивали и прыгали дальше по длинному коридору, заливаясь смехом, радуясь, что их выпустили на волю, разбегаясь по комнатам в поисках хозяев. И, едва затих последний, щелкнул замок, дверь медленно поползла на нас. Прихожая оказалась ярко освещена. На пороге стояла маленькая, худая как подросток, очень старая женщина с редкими, не очень опрятными, совершенно белыми волосами, с мешковатым, нездорового оттенка лицом и смотрела на нас бесцветными, широко открытыми, абсолютно ничего не выражающими глазами.
У меня сжалось сердце. Вот как выглядит одинокая старость. Она, наверное, одного возраста со своим звонком. Как несправедливо устроена жизнь: старые вещи растут в цене, а люди... Я подумал почему-то, что, наверное, Ольга Троепольская тоже ощущала эту несправедливость, и вдруг впервые представил ее себе не просто как потерпевшую, объект наших профессиональных поисков, а как живого человека. И этот человек мне понравился.
– Это вы из милиции? – спросила Анна Николаевна. Голос у нее был тонкий, скрипучий. – Проходите.
Она зашаркала по коридору, почти не отрывая от пола стоптанных тапок без задника. Несмотря на жару, на ней был грязноватый байковый халат, подвязанный на поясе серым оренбургским платком. Из-под халата виднелись тонкие ноги в шерстяных, облысевших на пятках чулках.
– Совсем антикварная старушка, – пробормотал еле слышно Северин, но я не услышал в его тоне обычных ернических ноток.
