Когда мы вошли в лифт, я любезно поинтересовался:
– Это у вас дочка такая большая? Горовец изменился в лице.
– У меня нет детей.
– А, вот как! – сказал я, и дальше мы молчали до самого пятнадцатого этажа.
Но, открывая дверь в квартиру, он все-таки не выдержал и объяснил:
– Это моя приятельница. Манекенщица из Дома моделей.
Мы прошли в гостиную.
– Извините, у меня не очень прибрано, – небрежно сказал Горовец. – Вчера были гости…
Вероятно, это тоже входило в программу: журнальный столик был заставлен пустыми рюмками и бокалами, початыми бутылками коньяка, шампанского и каких-то ликеров. Пока хозяин относил все это на кухню, я сел в кресло и огляделся. Мебель современная – финская, дорогая. Видеомагнитофон “Джей-ви-си”, телевизор “Шарп”. Зато весь остальной интерьер из прошлого, даже позапрошлого века. Картины в, старинных рамках – от огромных, как окно, до маленьких, размером с открытку. Тонко расписанные тарелки. Миниатюры в виде медальонов. На длинном и низком пузатом комоде – целая выставка фарфоровых статуэток. В углу напольные часы красного дерева с тяжелым маятником, что не мешает присутствовать в комнате еще одним, вделанным, кажется, в цельный кусок малахита и украшенным бронзовыми виноградными лозами. В подобных вещах сотрудник уголовного розыска со временем начинает разбираться даже помимо своей воли, так что я смог по достоинству оценить все эти действительно ценные в художественном отношении предметы. Разбирался сотрудник уголовного розыска и в том, почем это стоит. Он не знал точно, сколько зарабатывают художники, оформляющие журнальные материалы, но был уверен, что недостаточно, чтобы покупать подобные штучки в магазине. Если, конечно, художники не получают это по наследству.
– Кофе? Рюмочку коньяку? – спросил хозяин, появляясь на пороге. Заметив, что я разглядываю одну из картин, на которой большая толпа наряженных, как для маскарада, людей танцевала посреди освещенной огнями вечерней улицы, он снял ее со стены и вместе с ней присел на подлокотник моего кресла.
– Нравится? Мое последнее приобретение. Вообще-то я собираю живопись восемнадцатого и девятнадцатого века, а вот недавно увлекся началом двадцатого. Это Коровин, парижского периода, эскиз к Дон-Жуану. Только надо бы ее отреставрировать. Видите, краска кое-где пересохла и сыпется? – Он еще несколько секунд разглядывал картину, а я в это время разглядывал его: по лицу художника блуждала рассеянная и в то же время гордая улыбка, словно эскиз к Дон-Жуану был творением рук не Коровина, а самого Горовца.
