Раз притащился ко мне на работу, а у нас обход. Слонялся по коридорам, ждал меня. Тут навстречу профессор, сзади все мы. Смотрю, у соседнего отделения мать заталкивает мальчишку в дверь, а он показывает на табличку, ревет, упирается. Шеф зовет Аду Ивановну: в чем дело? Протолкалась поближе, смотрю, на табличке написано: «Отделение уха, горла, носа», а ниже добавлено: «От головы». Рядом, конечно, мой супружник. Доволен как слон! Ему, понимаешь, показалось, что у меня плохое настроение, решил развлечь любимую. Ну?!
Давай поставим кофе, а? Больше, больше сыпь! Ничего, потом отосплюсь. Я как-то даже пыталась сбежать — через день он является. Не ругается, не просит. Голову свесит и сидит. Двое суток так может просидеть. Я уж с ним по-всякому, и лаской, и на самолюбие била. Александрыч, говорю, пойми: ты хороший, но — не то! Я от тебя ничего не требую, только не приставай. Хочешь, говорю, найди себе подругу и утешайся, только со мной не знакомь. А что? Я же знаю: половина баб с «Химмаша» за ним помирает. Одна девуля мне как-то ночью звонила на дежурство. Отпустите, мол, Олега Александровича, я его люблю до смерти. Отпустишь, как же! Прилип, и никуда. В общем, наговорю ему с три короба, а он все равно бухтит: ты самая лучшая, не могу без тебя. И тэ дэ. Ты совсем растрогалась, да? Как же: такие чувства! Твой Серега никогда не скажет? А по-твоему, лучше, если все время говорить, напоминать о себе? Тоже мне, великая любовь! Одно воображение. Придумал идеал и втискивает меня в него. Он как-то объяснял мне, — как в «Зорком» наводится резкость: чтобы светлое пятнышко в окошке совпало с тем, что фотографируешь. А я не совпадаю. Плохой человек я, сосиска? Ну и черт со мной. Но это же я, я, а не кто-то другой! Он-то старается этого не замечать. Если уж сильно не в масть, просто чернеет. Олухи! Остался бы каждый на своей территории, иногда встречались бы под настроение. Он бы приносил мне книжки, развлекал, я бы его утешала по мере сил. Ну свекольник бы иногда сварганила. И прожили бы так всю жизнь.
Ребенок? Думаешь, Максютке легче от того, что мы разошлись через семь лет, а не еще до свадьбы? Только нервы друг другу потрепали. Представь, сейчас, когда мы с Олегом видимся редко, все очень мило. Разговариваем почти без раздражения. Разве что о ребенке. Со стороны послушать: вроде у каждого из нас свой сын. У него веселый, послушный, фантазер. А у меня обидчивый, нервный. Надо было завести еще дочку, а потом уже расходиться. Что ты на меня так уставилась? Виновата я, что ли? Ну и пускай! Лидочка, я, наверно, идиотка, но не могу я беспрерывно любить одного и того же человека! Вру: Максимку могу. И маму. А мужа… Расписались мы, так что, я теперь на всю жизнь семейнообязанная? Да ну его в болото! И вообще всех мужиков! Это же надо: столько не виделись, а я тебе с ходу обрыдала всю жилетку. Надо срочно сушить, а то простынешь. По кофе или по рюмочке? Виски, джин, мартини? Йес, мэм, двойной мартини из сухофруктов. А может… Остатки сладки. Это твоя тезка: «Лидия». И какая: сухая, домашняя! Один тип привез, что кидался с моста. Жена от него ушла, он и сиганул, дурень. Кончаешь с собой, так смотри, куда прыгаешь. Там воды было всего на полметра. По всем правилам от него должно было остаться одно пюре, но бог этих олухов бережет. Правда, поломал все, что ломается, мы три раза его сшивали по кусочкам. Еще разок подлатаем, и пойдет на своих на двоих. Ну, Лидка, будем! Замажем это дело раз и навсегда. За рыбку цвета орла, чтоб мы ей были здоровы! Хорошо пошло? Выпишем повторный рецепт. Как самочувствие? Будете жить, больной!
