Поговорим о странностях любви | страница 46
Пожалуй, я сяду в машину. Поедем вперед. Надо их поторопить. Всегда так: приезжаешь с покойником, а копщики куда-то ушли. Нарочно. Ждите целый час или суньте бригадиру на лапу. Ну, я им! Думаю, они еще не забыли скандал из-за Тягунова. Гавриленко, вы поедете со мной. Федор Степанович, напрямую, через мост. Подождите, возьмем Алену.
«У Севы было замечательное качество, которое выделяло его среди всех… многих журналистов. Он был… он являлся… его называли… его с полным правом можно было назвать «узлом связи». Что-то почтовое. И «связь» поймут как намек на Карину. «Он был центром притяжения для тех, кто… центром коммуникации…» Надо поскромнее… Не скажешь же: «Он был веселый и легкий, он придавал вкус нашей жизни». Да. «Притяжением своей личности покойный связывал между собой самых разных людей… и щедро делился всем, чем… тем…»
Ой! Опять я стукнулась… Кому от роста радость, а мне одни шишки. Алена, садись. Я думаю, Севу погубило везение. Он был таким счастливчиком! Помнишь, на праздники мы всей компанией ездили по грибы. Человек пять отравилось, Горбунков чуть не насмерть, один Сева жив-здоров. Все налегали на грибы, а он, как всегда, с гитарой. А на моем новоселье? Перелез по карнизу с балкона на балкон, на девятом-то этаже! Он прошел — карниз рухнул. И, наконец, история с самолетом, помнишь? А-а, ты тогда рожала… Фантастика! В последний момент какой-то парень уговорил его уступить билет: он опаздывал на пересадку в Тикси. Сева уступил, а самолет при посадке — бац! Сперва Севу тоже записали в покойники: его билет уже прошел регистрацию. А он спокойно прилетел следующим рейсом. Конечно, при таком хроническом везении появляется комплекс неуязвимости. Думал: и на этот раз пронесет. И рискнул. Самоубийство?! Ты спятила! Так, как Сева любил жизнь… Чего ему не хватало? Ну, разошелся с той, сошелся с этой. Работа надоела — из-за этого не кончают с собой. Это уже ты загнула. Депрессии бывают у всех, но… Хорошо, он был фанатиком газеты и разочаровался в ней, ну и что? Это же естественно! Нельзя всю жизнь быть юнкором. А тем более погибнуть из-за такого. Толку-то в наших версиях: Севу уже не воскресишь, ах, не воскресишь…
Сейчас — направо. На Достоевского все перекопано. Зима на носу, а они все роют. Сколько мы об этом писали! Из года в год одно и то же. Поставьте машину в тень. Гавриленко, вы с Аленой найдите копщиков. Объясните бригадиру, кого хороним. Семидесятый участок? Я пойду, вы догоните.