Помощь от соседа так и не подошла, но подоспел резерв местной стражи, гораздо более боеспособной, нежели мои ополченцы - натасканные инструкторами из Дворов Хаоса профи сменили остатки боеспособных копейщиков (менее половины от состава полуроты) и своими длинными двуручными мечами просто порвали противника. В общем, здесь враг не прошел, как, впрочем, и в других местах. Можно было спокойно падать в обморок, чего мне так и не удалось сделать: вслед за стражниками подтянулись лекари с магом-целителем, мне быстро плеснули на рану бальзама и перетянули многострадальное плечо, после чего вместе с прочими легкоранеными отправили в тыл. Я, однако, дождался, пока лекари закончили со всеми подававшими признаки жизни ополченцами и преобразовав остатки моего подразделения в медбратьев (два копья и плащ между ними легко заменяют носилки) отправил их в лагерь. Там за нас взялись уже серьезно, и эта моя задержка сыграла дурную роль - оружие врага оказалось смазанным некой гадостью в результате чего я провалялся несколько дней в бреду и опоздал на похороны деда.
Сразу после лазарета мне дали короткий отпуск на долечивание и устройство семейных дел. От правительства Лохья я получил награду и был отмечен руководителем практики - в отличие от большинства остальных курсантов я реально командовал подразделением в бою, а не пугал наемников своим демоническим видом, однако в причинах ранения было указано "ранен, так как по причине слабого владения трансформой был поставлен в строй среди местных вооруженных формирований". Еще одно лыко легло в строку.
Дома меня ждали опечаленные близкие: деда все же любили, он рано передал управление леном сыну и отчасти терялся в тени нашего патриарха, Же Актора Дан Геона, барона Звездной пыли (старшая ветвь нашего рода), его с натяжкой можно назвать моим троюродным прадедом. Ленное владение нашей семьи было заслужено моим прапрадедом, дядей патриарха Же: во время войны с альянсом Желязной пяты Хаос послал 20 тысячный корпус в поддержку наших союзников - Лиги Равновесия. Мой предок командовал в нем одним из полков и отличился достаточно для передачи ему за заслуги вымороченного владения. Но вернемся от истории рода к моей: кроме печали по поводу смерти деда в воздухе витало странное напряжение. Страшой посматривал на меня косо, я сразу решил - завидует! Отцу постоянно недоставало времени со мной поговорить, да и с матушкой я как следует, не пообщался: как-то вдруг по ее охам и ахам, глупым вопросам и каким-то вздорным, ограниченным репликам мне вдруг стало ясно - а ведь она не блещет умом! Отчасти во мне говорил подростковый максимализм, отчасти - некоторое чувство опустошения после реального боя, ранения и смерти самого близкого человека, столкнуться с такой ограниченностью! Возможно, еще сыграло некую роль то, что я крайне редко навещал семью - учеба и тренировки требовали от меня полного самоотречения, а в шестнадцать дети растут быстро...
