Ксавера продолжала свою прогулку, но теперь она стала гораздо покойнее. Она больше не думала ни об отце Иннокентии, ни о прокламации, ей хотелось наконец-то уразуметь, почему Леокад даже не попрощался с нею. Она приготовилась к трогательному расставанию со слезами, все хорошо наперед обдумала и, быть может, даже лишилась бы чувств, подав ему руку, которую он с таким жаром прижимал некогда к своему сердцу, что у нее не было и тени сомнения в его постоянстве.
Менее всего могла она думать, будто Леокад совершенно изменился всего за какие-то, несколько недель. В тот день, после процессии, она ясно видела, как он счастлив, что вновь ее видит. Нет, причиною того, что он так быстро от нее отвернулся, как и за его добровольным отречением от мирской суеты, стояло, несомненно, что-то еще, кроме скорби по матери. Уж не брат ли?
Клемент Наттерер принадлежал к небольшому числу тех молодых людей, кто при встречах с ней ограничивался лишь безмолвным поклоном и никогда не добивался, чтобы кто-либо из приятелей или знакомых ввел его в дом «У пяти колокольчиков». Не один раз случалось видеть ей, как он проходил по площади, возвращаясь, по-видимому, из летнего павильона там, на горе, где проводил время с пражскими дамами, придумывая для них со своими коллегами всевозможные увеселения. Но она не замечала, чтобы он когда-нибудь оглянулся, услыша звон колокольчиков, как это делал всякий молодой человек, проходивший мимо их дома. Временами ей казалось, он даже нарочно отворачивается, лишь бы не видеть и не слышать их. Он еще ни разу не подошел к ней в обществе — правда, он и других девиц не жаловал вниманием, но все равно это его не извиняет.
В Праге было немало и более красивых, и более светских молодых людей, чем Клемент, но ни один из них не выглядел столь благородно, а в особенности теперь, когда он носил траурное платье черного бархата. Это утверждали все ее приятельницы, и, хоть она часто расходилась с ними в суждениях, на сей раз не могла не согласиться.
Да, он и никто другой виноват в том, что Леокад от нее отвернулся. Она знала, как велико было его влияние на младшего брата: тот усматривал в нем некое высшее существо необыкновенного ума и характера. Так судил о Клементе каждый, кто только его знал. Не признавая любви, презирая женский пол, он, видно, хотел, чтобы и Леокад уподобился ему в гордом пренебрежении к женщинам, и, опасаясь ее влияния, уговорил его укрыться за монастырской стеной, чтобы сохранить сердце свободным. Разве мог Леокад скрыть от него свою любовь? Разумеется, ему все было известно.
