Я часто задумывалась о том, как глубоко смерть сестры повлияла на нашу семью. На меня. Я стала ощущать себя иначе, даже мое тело изменилось, словно бы все клетки организма подверглись химическому переустройству, навеки перейдя в режим повышенной боевой готовности.
Но я ни разу не думала о том, как тяжело пришлось двум маленьким мальчикам, которые часто просили ее почитать «Гарри Поттера», потому что она классно изображала персонажей. Когда в 9.22 мне позвонила миссис Паркер и спросила, где Рейчел, я как раз собралась готовить печенье с шоколадной крошкой и достала из буфета муку.
Мои родители (оба бухгалтеры) уехали на работу пятнадцать минут назад. Мне было почти тринадцать, летом в мои обязанности входило убирать дом и готовить обед. Обычный день в обычной семье.
Она не заболела? – с искренним беспокойством и без намека на досаду спросила миссис Паркер. Температуры нет?
Случилось несчастье, тут же подумала я. Рейчел сбила машина, и теперь она лежит где-то без сознания. Коробка выпала у меня из рук, белая мука просыпалась на черную плитку. Никому не пришло в голову ее вытереть. В хаосе, который воцарился в нашем доме вслед за звонком миссис Паркер, самые разные люди наступали на муку и разносили ее по дому. Даже спустя несколько месяцев я обнаруживала эти мучные следы то тут, то там, как будто Рейчел все еще с нами и белым призраком ходит по дому.
Теперь, когда я наконец нашла Карла и сижу рядом, мне в последний раз приходит мысль пойти на попятную и все отменить. Я никому не рассказывала о своем плане похитить его из реабилитационного центра и любой ценой докопаться до истины.
В принципе для меня это не новость – нарушить данное себе обещание. Девушка с фотографии в его чемодане, девушка с крошечным ключиком неизвестно от чего словно умоляет меня бежать, бежать без оглядки.
Я предпочитаю не задумываться, на что по-прежнему способны руки Карла.
Включают кондиционер. От вентилятора под потолком летит теплый ветерок. Фата колышется, белая паутина ласкает морщинистую шею.
Я опускаюсь на колени, чтобы собрать рассыпанные фигуры, и исчезаю под ломберным столиком.
– Кто ты такая?! – орет Карл и с такой силой обрушивает кулаки на столик, что я ударяюсь затылком о край.
Он нарочно наступает сапогом мне на ладонь. Я сдерживаю крик, прячу руку, открываю кулак – конечно, там пешка.
– Твоя дочь, – вру я.
По-другому мне бы его не отдали.
А вот ты, Карл, кто такой?
