Мы снова выходим на холод. Через дорогу от нас виднеется Pret A Manger[12], и там есть свободный стол у выхода. (Это важная деталь, ведь там два выхода. Один ведет к вокзалу, а другой — к автобусам. Он довольно неприметный, и находится с другой стороны здания.) Там тоже полно людей, но деваться некуда. В эти заведения не отдыхать приходят. Мэтт сторожит стол, забив проход между ним и окном нашим багажом, я иду к стойке. Себе беру горячий бутерброд и чай, Мэтту — суп. Вернувшись, вижу, что Мэтт переставил багаж так, чтобы его виолончель была между ним и чемоданами. Я сажусь напротив: футляр со скрипкой ставлю между ног, ремешок привязываю к лодыжке. Я всегда сажусь только так. Всегда. Скрипка рядом, и неважно, вижу я ее, или нет, но ремешок футляра всегда обмотан вокруг моей лодыжки. Помните? Этот инструмент — часть меня, часть моего собственного тела, не менее важная и интимная, чем любая другая. (Я помню, какой шок испытала, когда однажды сидела перед концертом в гримерке. Внезапно вошел дирижер, без единого слова достал мою скрипку из футляра и подергал за струны. У меня было такое чувство, что он все это сделал со мной, как будто считал, что у него есть на это право.) Но сейчас она в безопасности.
И вот я сижу с ремешком, привязанным к ноге, и чувствую себя препаршиво.
— Тебе же неудобно, — говорит Мэтт.
Я вздыхаю. Да, мне неудобно, мне плохо, я устала, все это путешествие, эти выходные, все это — бессмысленно.
— И что? — огрызаюсь я.
— Надо скрипку сюда положить, — говорит Мэтт.
Я предлагаю просто поменяться местами, потому что хочу, чтобы скрипка была при мне, но Мэтту эта идея не по душе. Он меняться не хочет. Мэтт считает, что должен сидеть рядом с багажом и виолончелью. Он хочет, чтобы я положила скрипку к виолончели.
— Ни за что! — отвечаю я. Мэтт настаивает.
Мы ругаемся, и эта неприятная сцена транслируется в прямом эфире для всех, кто оказался в пределах слышимости. Постыдное, но притягательное зрелище для случайных свидетелей. Есть вещи, которые не стоит делать на публике, на вокзалах, в ресторанах, в кафе Pret A Manger холодным ноябрьским вечером. Ссора движется в направлении, нужном Мэтту. Если бы я могла видеть себя со стороны, я заметила бы, как он давит на меня, а я все больше и больше прогибаюсь. В конце концов я сдаюсь, как всегда скатываясь к стандартной модели поведения, в которой Мин всегда уступает, Мин подчиняется, зависит от предмета, который или привязан к ее лодыжке, или покоится под подбородком, или дремлет в чехле, подаренном Риччи.
