1492. 1776. 1812.
Охотники умыли лица и руки. Сменили покрытые запёкшейся грязью рубашки и штаны. Экельс пришёл в себя и был уже на ногах, но молчал. Травис негодующе испепелял его взглядом минут десять.
– Не смотрите на меня так! – вскрикнул Экельс. – Я ничего такого не сделал.
– Как знать?
– Да просто соскочил с Тропы, и всё, ну, сапоги немножко запачкал – и чего вы от меня хотите? Мне бухнуться на колени и молиться?!
– Возможно, молитва нам ещё понадобится. Предупреждаю вас, Экельс, не факт, что я отпущу вас живым. Ружьё у меня наготове.
– Я ни в чём не виноват. Я ничего не сделал!
1999. 2000. 2055.
Машина остановилась.
– Выходите, – скомандовал Травис.
Они снова оказались в том же помещении, откуда стартовали. В том же, да не совсем. За той же стойкой сидел тот же секретарь. Но не совсем такой же и не совсем за той же стойкой.
Травис быстро заозирался.
– Тут всё в порядке? – крикнул он.
– Лучше некуда. Добро пожаловать домой!
Но Травис не спешил расслабиться. Он словно бы всматривался в самые атомы воздуха, оценивал, как сквозь единственное высокое окно льётся солнце.
– О’кей, Экельс, выметайся. И не возвращайся больше.
Но Экельс словно прирос к месту.
– Ты что, не слышал?! – рявкнул Травис. – Ты на что пялишься?
Экельс принюхивался к воздуху: в нём ощущалось что-то такое непривычное – химический привкус, настолько неуловимый и тонкий, что предостерегал о нём лишь еле слышный подсознательный голос. Цвета – белый, серый, синий, оранжевый – на стене, на мебели, в небе за окном, они… они… И потом ещё это ощущение. По коже пробежали мурашки. Руки непроизвольно задёргались.
Экельс стоял неподвижно, всеми порами тела вбирая странную чужеродность. Должно быть, где-то кто-то засвистел в свисток, который слышат только собаки. Его собственное тело словно вопило в ответ, требуя тишины.
За пределами этого помещения, этой стены, этого человека – который не совсем тот же самый человек за стойкой, и стойка не совсем та же самая… раскинулся целый мир улиц и людей. Что это теперь за мир, неизвестно. Экельс почти чувствовал, как они движутся – там, за стенами, точно бессчётные шахматные фигурки, подхваченные сухим ветром…
Но первое, что привлекало внимание, – это объявление на стене офиса, то же самое объявление, которое он прочёл сегодня утром, войдя сюда впервые.
Объявление отчего-то изменилось:
СЕФАРИ ВО ВРЕМИНИ, ИНКАРПАРЕЙТЕД
СЕФАРИ ВО ЛЮБУЮ ГОДИНУ ПРОШЛАВО
ВЫ ВЫБИРАИТИ ДИЧИНУ
МЫ ДАСТАВЛЯЕМ ВАС НА МЕСТО
