— Как вас представить?
— О! Это мой любимый вопрос. Представьте меня в душе…
Нонна отодвигает верную секретаршу и, перекрестившись, сама заходит в кабинет.
_____
Нонки не было долго. Соня и Юля заснули, притулившись друг к другу на громадном кожаном диване. Мышка с невозмутимым видом цокала по клавишам компьютера и слушала знойные мелодии латиноамериканского танго. Нонна так никогда и не рассказала, о чем беседовала со знаменитым сексологом, но когда вышла из кабинета, то прижимала к груди большой конверт, перевязанный кружевной подвязкой, а вслед ей летел голос доктора Дроздова:
— Нонна! Вы — нимфа! Вы — женщина из Камасутры! Надежда на встречу с вами не умрет никогда!
Нонна посылала воздушные поцелуи и кричала в ответ:
— Спасибо вам, доктор. Я очень скоро верну вам долг. Будьте здоровы!
Соня и Юля переглянулись, встали и попятились к входной двери. За ними выбежала Нонна, и подруги ринулись вниз по лестнице. На площадке первого этажа они начали истерически хохотать.
Главный вопрос Юли:
— Дал?
А Сонин:
— Дала?
Нонна смотрит на резвящихся подруг.
— Конечно, дал. Конечно, не дала. Отдавать деньги через полгода. Так что не наделай глупостей, подруга. Ты известная мотовка.
Они выбежали на улицу. Лил дождь. Все удалось!
Подруги прыгают под дождем, как малые дети. И Сонька, счастливая, воздевает руки к небу и кричит:
— Я скажу тебе с последней прямотой: все лишь бредни — шерри-бренди, ангел мой…
Нонна подхватывает:
— Там, где эллину сияла красота, мне из черных дыр зияла срамота…
Юля стихов не знает.
— Что это?
— Дурочка, это Мандельштам!
— Греки сбондили Елену по волнам, ну а мне холодной пеной по губам…
— Я мокрая вся! Не знаю такого! — кричит Юля.
Соня сбилась:
— Как там дальше? Вспомнила. По губам меня помажет пустота, строгий кукиш мне покажет нищета.
— Ой-ли, так-ли, дуй-ли, вей-ли — все равно! Ангел Мэри, пей коктейли, дуй вино! — голосит Нонна. Как мало нужно для радости — дождь, Мандельштам и деньги на баню.
Взявшись за руки, они прыгают по лужам.
— Я скажу тебе с последней прямотой…
— Все лишь бредни, шерри-бренди, ангел мой!
Если последствия визита к Маше для Сонькиной шевелюры были уже позади, то самой дебоширке еще предстояло ответить за свое поведение. Соня отложила раскаяние до страшного суда, но Роман думал иначе. Он уже битый час дежурил у Сонькиного дома, поджидая ее. Когда Соня, мокрая и радостная от предчувствия реконструкции бани, шла к подъезду, он выступил из-за куста сирени.
