— Ноник, ты как цветок у нас… Наивная такая. Просто мамаша моя побоялась, что я сделаюсь лесбиянкой, и бабосов ему заплатила, чтоб он на мне женился.
— Врешь! — даже Соня не ожидала такого поворота.
Нонна шепчет от ужаса:
— Откуда ты знаешь?!
— Да он нормальный мужик оказался. Рассказал мне все. Говорит, я с тобой познакомился, полюбил и теперь так просто женюсь. Я говорю, так просто ты лучше не женись. А он говорит, не могу, поскольку деньги уже заплачены. Я и вышла. А, все равно. Все мужики — козлы.
— Ни хрена себе история, — мрачно изумляется Соня и натруженным пролетарским кулаком ударяет по столу.
Чашки, блюдца и ложечки подпрыгивают и жалобно звякают. Несколько посетителей кафе оборачиваются. Нонна улыбается им: все в порядке, мол, просто разволновалась девушка. Среди прочих она вдруг замечает лицо одиноко сидящего пожилого мужчины, который сидит прямо за ними и улыбается глуповатой и доброй улыбкой иностранца.
— Послушайте, а это не Семенов там сидит? — осторожно спрашивает Нонна. — Или мне кажется…
Юля встрепенулась. Отвлекшись от драмы с фиктивным браком, она переключилась на производственную:
— Ой, хорошо бы показалось. Как мне оправдаться за то, что я ему смокинг не привезла?
— Ну, слушай, ты же не пьяная под забором валялась, ты в ДТП попала, — успокоила Нонна.
— Но ему-то все равно…
Юля достает из рюкзака книгу с портретом автора. На фотографии изображен молодой вихрастый блондин в пилотке и гимнастерке образца 1941 года.
— Не похож что-то…
Соня поднимается со стула.
— Сейчас, сейчас. Мы у него возьмем… интервью. Фу, старый какой.
— Ты аккуратно там, может, это не он, — предупреждает Нонна.
— Сейчас и проверим.
Соня подходит к Лосевой и шепчет ей что-то на ухо. Лосева во все легкие ревет:
— Вася! Вася!
Несколько голов, в том числе и знаменитого писателя, поворачиваются к ней. И чтобы как-то оправдаться, Лосева наигранно возмущенно спрашивает:
— Ну, где этот работничек?
Официантки недоуменно пялятся на хозяйку, а Юля шипит в ухо Нонне, пытаясь спрятаться за ее мягким плечом:
— Он. Точно он. На имя откликается.
Через пятнадцать минут все четверо хохочут на всё кафе. Между Семеновым и Юлей — манекен в смокинге, уже изрядно помятом. Соня рассказывает о Борюсике, по ходу дополняя повествование новыми, только что сочиненными деталями.
— Правда, честное слово. Он игуану похоронить хочет с Ахматовой рядом, в Комарово.
— А вы говорите, писать не о чем, — говорит Нонна Семенову.
Семенов ухохотался до слез.
