С Павленковым и Пономаревым я знаком не был. Сразу же после моего возвращения в Горький Женя Купчинов повел меня знакомить со Светланой и Еленой. От них я узнал подробности арестов и судебного процесса, о книге Владлена «2х2=4», утаенной от КГБ, о поездках к мужьям в Мордовские лагеря, об их нынешней постылой работе в детском саду.
Их проблемы и заботы – трудоустройства, сбора посылок для передач, подготовка поездок в Мордовию – во многом становятся и моими проблемами. И еще больше укрепляется ранее возникшее понимание того, что судьба близких родственников политзаключенных едва ли не трагичнее судьбы самих зэков. Осуждение общества, потеря любимой работы, отсутствие средств существования. В положение изгоев попадают и дети, калечатся их судьбы.
Среди прочего Светлана и Елена передали мне: из «их» дела четырех (№ 30) выделены в отдельное судопроизводство дела на Купчинова и Помазова. Поэтому КГБ сейчас достаточно найти любую зацепку, чтобы эти дела были приведены в движение.
Какие к этому времени были у меня планы? Восстанавливаться в университете я даже не пытался: было ясно, что условием восстановления стало бы покаяние. Уезжать из родного города, например в более безопасную Москву или в Саратов к Пугачеву, я тоже не хотел. Я считал, что должен здесь продолжать правозащитную деятельность, должен заменить посаженных ребят. Мне было стыдно, что я на свободе – гуляю по городу, встречаюсь с друзьями, купаюсь в Волге – в то время, как в Мордовских политлагерях сидят Миша Капранов с друзьями и сотни других, известных мне только по «Хронике» людей. (Так, в 1967-м мне было стыдно заходить к родителям моего друга Володи Мокрова: я тогда благополучно учился в университете, а его отчислили и отправили в армию.)
Мои и Купчинова попытки найти новых «бойцов» успеха не имели. После разгрома 1968 и 1970 годов в городе царила атмосфера страха и апатии. Круг, в котором нас понимали, в котором мы вращались, был узок: помимо Светланы Павленковой и Елены Пономаревой это были Надежда Андреева (при первой встрече она с гордостью показала мне мою же фотографию, сделанную за три дня до отправки в армию), Евгений Молев, Валера Буйдин, Таня Батаева и еще несколько человек.
Разумеется, я встречался со своими бывшими однокурсниками по техникуму и университету, но это были чисто дружеские встречи, «без политики». Евгений Молев передал мне отпечатанный в 1969-м на машинке его жены и переплетенный в книгу «авторский» экземпляр «Государства и социализма». Но ни мою книгу, ни привезенный из Москвы самиздат распространять было почти не среди кого. Вина за вынужденное бездействие грызла меня.
