Да, конечно, был еще Николай Филиппович Прончатов, брюнет с яркими синими глазами, приятными чертами лица, который сладкоголосо читал основы этнографии, а позднее – новейшую историю Азии и Африки. В нем души не чаяли некоторые девушки, но весь он был как-то не по-мужски мягок, аморфен, а его этнография так далека и экзотична, как бабочка с острова Борнео. Несколько лет спустя, в кузнецовское правление на факультете, Прончатова «ушли» в пединститут.
Наиболее колоритной фигурой на первом курсе вспоминается Владимир Григорьевич Борухович. Всклокоченные волосы, блуждающий взор, грассирующий выговор, пиджак, перепачканный мелом, – настоящий профессор не от мира сего! Два семестра он читал у нас латынь и всего семестр – историю Древней Греции и Рима. Курс его был так ужат тогдашней программой, что, как мне кажется, ему было скучновато вдалбливать в нас эти азы.
Чтобы переводы латинских авторов были для нас интереснее, он часто устраивал соревнования: кто точнее и художественней переведет античного автора. Например, строки:
Tempora si fuerint,
Multos amicos eris
– А это выражение вы, надеюсь, переведете без словаря: In vino veritas. Ну, конечно: истина в вине!
Про 22 двойки, поставленные на экзамене в параллельной группе, не помню. Я на его экзамен… опоздал! По привычке учил «до последнего» и примчался на факультет, когда Владимир Григорьевич уже величественно спускался по лестнице, направляясь домой. На лестничной площадке, между вторым и третьим этажом, я встал перед ним, в отчаянии раскинув руки:
– Куда же вы, Владимир Григорьевич?!
– Экзамен закончился.
– Разрешите сдать, я опоздал…
– Хорошо, – он открыл свой пухлый портфель и, как колоду карт, протянул пачку билетов. Я взял верхний. Зашли в ближайшую аудиторию. Ответил я на «хорошо», и Борухович с достоинством продолжил шествие вниз по ступеням.
Но… латынь из моды вышла ныне, а история Древнего мира казалась мне очень далекой от социальных проблем, волновавших меня. Я штудировал марксистские работы, не входящие в программу, и радостно находил в них крамольные мысли, совпадающие с моими собственными наблюдениями и умозаключениями.
Во втором семестре практические занятия по истории партии у нас в группе стала вести Мария Васильевна Ушакова, чьи сталинистские убеждениями ничуть не были затронуты хрущевской «оттепелью». Теперь вновь наступило ее время.
Не удивительно, что на первых же занятиях у нас с ней начались резкие столкновения. Особенно по вопросу об объективных причинах «культа личности». Атаки обычно начинал я, ко мне присоединялся Сергей Борисоглебский, иногда подавал реплики Володя Барбух. Каждый семинар превращался в бурную дискуссию, в которой, к удовольствию всей группы, преподаватель явно проигрывала и часто уходила в злых слезах. Дошло до того, что Мария Васильевна просто перестала спрашивать студентов нашей группы, ограничиваясь изложением материала.
