Федор вылез из-под одеяла, будучи готовым, как обычно, зябко содрогнуться всем телом, но в спальне было на удивление тепло. Пожалуй, даже градусов восемнадцать. То ли сменился обычно садящий прямо в окна северный ветер, то ли коммунальщики, сжалившись наконец над людьми, замерзающими этой студеной зимой в таких вот худеньких панельных девятиэтажках, подкинули в топки своих котлов угля.
Федор подошел к окну и приоткрыл штору. Лучик сразу превратился в яркий, как у маяка, сноп света, резанул по глазам. Федор поморщился. Блин, почему же эти строители освещают не стройплощадку, а лупят тысячесвечовыми фонарями прямо в окна квартир? Федор сам строитель и в своей практике всегда тщательно следил за тем, чтобы как можно меньше беспокоить обитателей жилых домов по соседству. Ведь для жильцов стройка под окнами — все равно, что военные учения с танками и стрельбами для мирных граждан какой-нибудь деревушки. Особенно беда летом — жарко, душно, а окно не откроешь, потому что гремит ржавым железом ветхий кран и особенно отчетливо среди ночного безмолвия матерятся злые работяги, со страшным грохотом лупя кувалдой по упрямой железобетонной плите, никак не «садящейся» на место. Слава Богу, что в связи с недавними морозами ночные смены на стройке прекратились! Хотя толстый слой инея на кирпичной кладке и переставший искриться под светом прожекторов потускневший снег говорили о том, что за ночь резко потеплело.
Федор вздохнул, подумав, что в связи с оттепелью ночные концерты строителей, пожалуй, могут и возобновиться, и открыл форточку. В лицо дохнул влажноватый воздух, напитанный ароматами снега и солярки, подтекающей из стоящего прямо под окнами старенького бульдозера. На подоконник, серой тенью материализовавшись из мрака, с коротким горловым мяуканьем взлетела их кошка Рашель и застыла, полуприсев на задние лапы и вопросительно глядя на Федора своими цвета марокканских мандаринов глазами. Благовоспитанная, в общем-то, британка Рашель имела одну дурную привычку. Ее было рыбой не корми — дай повисеть, наслаждаясь жизнью, на противомоскитной сетке, которой была затянута форточка в спальне. Естественно, острые когти упитанной кошары оставляли в сетке дыры, вполне достаточные для того, чтобы через них в комнату залетали комары, которыми начнет по весне изобиловать тутошняя низменная местность. Кошку в семье Ионычевых обожали, тем не менее Федор на любимицу брыськнул и с подоконника согнал, для верности слегка подтолкнув ладонью. Рашель, раздосадованная таким непониманием ее маленьких кошачьих радостей, обижено мяукнула, тяжело спрыгнула на пол и снова растворилась в темноте.
