Вот и вся информация к размышлению – не считая сведений о двух прошлых беременностях и родах Веры. Если среди этих откровений и было нечто, спровоцировавшее убийцу, Маше не хватало воображения представить, что бы это могло быть. Скорее всего, Галя права: мотив – ревность. Что там женатики обычно поют любовницам? "Она меня не понимает, мы давно стали чужими людьми, живём вместе только ради детей"… Надо думать, супруг Веры позабыл сообщить своей пассии, что они с женой ждут третьего. А пассия, должно быть, надеялась увести его из семьи, родив собственного ребёнка. И вдруг – такой облом! Нет, что-то тут не вяжется…
Мужиков из семьи обычно уводят одинокие бабы, а одинокая здесь одна Зинка. Неужто все эти россказни о четырёх кандидатах в отцы – камуфляж, призванный скрыть единственного и неповторимого? Это как же нужно втрескаться в чужого мужа, чтобы спасать его репутацию такой ценой? Нет, как хотите, но на жертву Великой Любви развесёлая бабёнка Зинаида не тянет. Или в ней погибла вторая Сара Бернар.
Кристина? После десяти лет брака догадалась, что родной муж бесплоден, и решила попытать счастья с чужим? Но при таком раскладе ей как будто незачем душить Веру. Влюбилась до помрачения рассудка? Гормональный бзик? Но тогда и Римму нельзя сбрасывать со счетов. Практический склад ума – не гарантия против шальной любви и умопомрачения на гормональной почве. Ладно, пускай Галина разбирается. В двадцатитысячном городке адюльтер не скроешь. Да и супруг Веры, если не урод, не станет покрывать мерзавку, покушавшуюся на его жену и ребёнка.
Но у Галины тоже ничего не вырисовывалось. Перед тем, как расстаться с Машей, оперативница записала её мейл и номер телефона, и вечером, просматривая почту, Маша обнаружила письмо с красноречивой темой "SOS!"
"Маша, я понимаю, мы не настолько близко знакомы, чтобы я обременяла тебя своими проблемами, но больше мне некого просить. Думаю, тебе не надо объяснять, что такое мужской шовинизм. Я три году служу в полиции на должности "подай-принеси", это первое серьёзное дело, по которому мне дали самостоятельное поручение (только потому, что наши мужики дружно забились в истерике, узнав, где и с кем придётся работать). Если я ничего не нарою, можно смело увольняться, другого шанса мне не дадут. А я уже не знаю, где рыть.
Вера Трофимова отошла от наркоза, но толку от её показаний – ноль. Ничего не знает, никого не видела, очнулась от того что к лицу прижали подушку, и тут же отключилась. Пётр Трофимов по снимкам (ты уж прости, я всех вас тайком сфоткала) никого не признал, кто и почему мог покушаться на жизнь его жены, не имеет понятия, любовную связь с кем-либо из местных отрицает категорически. Сотрудники гостиницы, где он живёт, и Леспромзавода, который его нанял, уверяют, что мужику не до шашней: днюет и ночует на работе. Твои соседки по палате и прочие обитатели "родилки" ничего подозрительного после поступления Веры не заметили, а ночью все поголовно спали. Тревогу в отделении подняли Алия и Римма. Проснулись одновременно от звука, характер которого определить затрудняются – то ли "бум", то ли "клац", то ли "хрясь". (Видимо, звуки от твоего столкновения с подушкой, койкой и стенкой в момент падения). Увидели, что ты лежишь поперёк койки с подушкой на плече, окликнули, подошли, потеребили, поняли, что ты без сознания. За дежурными бегала Алия: Римма, как ты помнишь, на сносях. На Веру, которая, в отличие от тебя, лежала нормально, вдоль койки, сначала никто не обратил внимания, думали – спит. Заподозрили неладное, когда в палате включили свет, а она всё лежала, не подавая признаков жизни. Зинаида с Кристиной проснулись последними. Зинаида – от сквозняка: Алия, побежав за помощью, оставила дверь открытой. Кристина дрыхла аж до появления медиков. Медсестра клянётся, что с поста не отлучалась ни на минуту, и по коридору мимо неё никто не ходил. Врачиха с полуночи кемарила в комнате отдыха. Короче, кругом тупик.
