Большая часть обитателей Вошки — за исключением разве что самых сведущих, то есть тех, кто поближе к начальству, — не могли взять в толк: каким боком проститутка, которая поначалу работала прямо в комнатушках холостяков, за несколько недель добилась от компании, чтобы ей выделили дом? И каким еще боком после массовой уличной драки, затеянной голыми и пьяными, будто пьяные вишни, шлюхами в День святого Лаврентия, покровителя шахтеров, — одни бились перочинными ножиками, другие тыкали во врагинь ножницами, третьи приспособили для защиты и нападения булавки и вязальные спицы, — и последующего их выдворения из лагеря ей единственной, «богородицыной потаскухе», удалось остаться и по-прежнему заниматься своим ремеслом? Спору нет — она одна не участвовала в стычке, но все равно поползли слухи, будто гринго-управляющий сделал ее своей официальной любовницей.
Сперва клиенты конфузились и мялись при виде алтаря в углу комнаты, предназначенной для утех, а некоторые особо богобоязненные даже бывали не в силах осуществить то, за чем пожаловали. Образ Святой Девы, — метр двадцать в высоту, ручная резьба, — поражал нездешней красотой. И Магалена Меркадо нашла разумный выход: каждый вечер, перед началом приема «прихожан» — как сами себя окрестили ее завсегдатаи, — она преклоняла колени, горячо крестилась и укрывала Деву с головой синим бархатным платом.
— Я тут скоренько, Индианочка, — шептала она.
Магалена Меркадо не скрывала неприязни к священникам, в первую очередь к вошкинскому падре, которого, если ей верить, знавала еще в родном селении, но посещала все мессы до единой. Несколько секунд спустя после начала на цыпочках, бесшумно, словно призрак, вплывала в церковь и садилась в последнем ряду слева.
Толстый, пунцовощекий, страдающий тиком падре с бегающими глазками заходился в приступе яростного кашля, и на уголках губ у него выступала пена, когда ему намекали на возможное прежнее знакомство с блаженной проституткой. Чаще всего, завидев ее в храме, он делал вид, будто ничего не замечает, и вел службу, как обычно. И все же иногда, особенно по воскресеньям, когда народу собиралось больше всего, он в сбившейся набекрень столе вдруг принимался потрясать Библией и проклинать блудницу с амвона словами 16-й главы Книги пророка Иезекииля, откуда старался выбрать самые хлесткие стихи. А если уж на душе у него было совсем гадко, он с отвращением обрушивал на нее всю библейскую артиллерию:
