Родина моя, Автозавод | страница 12
Шикарный мужчина обожал все, что связано с Кубой, брезентовую «фидельку» снимал только на работе, ходил в ней зимой и летом, курил исключительно «легерос» и «портагос», авторитетно рассказывая, что они делаются из обрезков сигарных листьев, то есть – «натура». В процессе дрелезаготовок он мурлыкал под нос песню «Куба далеко, Куба рядом, пей, золотой, пей, золотой…» На подоконнике у него стояла початая бутылка рома «Гавана клаб» – им он в гомеопатических дозах потчевал исключительно юных автозаводских дур, приведенных к нему Галкой и другими прошмандовками. Все это наша юная дурында знала уже от вышеупомянутых балбесок, которые, как заколдованные, после проведенной с Геннадием ночи ходили с широко распахнутыми глазами и говорили, что покончат с собой. Шикарный мужчина был аккуратен и галантен, но по какой-то исключительно им заведенной манере больше к услугам балбесок не прибегал. Балбески страдали, ловили его на улице после работы, даже просили протекции у Галки и Ко. Шикарный мужчина вежливо спроваживал девиц, и через некоторое время они или какие-то их знакомые пополняли ряды Генкиных клиентов. Только зарекомендовавшая себя как постоянная покупательница или реализаторша девица могла рассчитывать на продолжение банкета.
Юная дурында на тот момент казалась себе умудренной некоторым своим собственным опытом, а главное, думала она, не сопляк же какой-нибудь – взрослый мужик, и я, между прочим, не Галка, а девушка из хорошей семьи, он в конце концов должен это оценить. Что именно он должен был оценить, юная дурында себе представляла смутно, но как-то заранее решила «не продешевить», то есть не соглашаться «с первого раза», а походить-подумать, а потом глядишь и будет у нее постоянный взрослый кент. Поломавшись месяц-другой, в конце концов юная дурында согласилась пойти с Галкой к шикарному мужчине в гости, – по словам Галки, он был уже «наслышан» и жаждал встречи.
Снаряжали юную дурынду в этот поход старшие товарищи, точнее, Галка и ее закадычная подруга Люська. Люська была наркоманкой, алкоголя в рот не брала, а продукцию Генкину таскала исключительно для собственного брата – по ее словам, он, когда пьяный, становился сентиментален и давал ей денег на дозу. Люське было шестнадцать, Галке девятнадцать. Они дали девице самые четкие инструкции – колготки чтоб не рваные, белье чтоб чистое, дезодорант чтоб с духами не мешался. Юная дурында взяла погонять у Люськи сиреневую шелковую рубашку, стащила у мамы гранатовые бусики и «Пуазон». Незадолго до этого обзавелась вареными джинсами, точнее, брюками «Тверь», которые сварила сама при помощи хлорки и отбеливателя. Единственные целые колготки были надеты под джинсы, черные стрелки продлевали разрез глаз аж за уши, польская косметика с перламутровым оттенком густо покрывала полудетскую круглую физиономию – можно было идти, договорились с девицами встретиться у булочной через квартал. Бодренько соврав родителям что-то невнятное, юная дурында отправилась из дома, обещав быть не позже одиннадцати, все-таки воскресенье, можно и подольше.