Теперь можно бы и не волноваться. До базы оставалось два десятка километров — три часа хода по безлюдному озеру. Но командир поторапливал людей. Он понимал, что рано или поздно патрули обязательно обнаружат их лыжню. Случись это — неравного боя не миновать. В дело сразу же вступят вражеские прожекторы, орудия, аэросани…
Не прошли партизаны по озеру и двух километров, как тыловое охранение донесло:
— Сзади слышу шорох лыж!
— Прибавить ходу! — приказал командир.
Сейчас важно было как можно скорее уйти подальше от берега. Минут двадцать партизаны из всех сил мчались на восток, и, когда остановились, чтобы выверять азимут, охранение опять доложило:
— Преследование продолжается!
Да, предрассветный морозный туман отчетливо доносил сзади торопливое шарканье по январскому насту.
Снова изнуряющий бег, снова остановка, и снова ровное приближающееся шарканье.
— Занять оборону! Приготовиться к бою!
Едва разведчики залегли цепью, как шарканье прекратилось. Вокруг стало так тихо, что даже в ушах зазвенело от напряжения. Минута, другая, третья — и вот уже кажется, что вся эта история с преследованием — обман слуха.
— Отходить без шума! Палки на весу!
Командир идет последним, потом отстает. Вот уже цепочка бойцов пропадает из виду, растворяется в темноте. Секунды тянутся томительно долго. И вдруг в мягкое шуршание многих партизанских лыж вкрадывается чужое и легкое шарканье сзади. Оно еще далекое, но уже отчетливое. Идут не во лыжне, а по насту. Преследователей немного. Но, вероятно, это лишь их головной дозор. Почему они не стремятся настичь партизан и завязать бой? Может быть, собираются следом за разведчиками выйти к партизанской базе?
Пока командир догонял своих, созрел план. Где–то на середине озера проходит гряда торосов. Там и нужно дать бой. У разведчиков будет укрытие, а преследователи окажутся на
Рассвет наступал медленно. Разгоряченные быстрым бегом и затаившиеся теперь в торосах партизаны уже начали мерзнуть, а противник все еще никак не обнаруживал себя. Он здесь, где–то близко. Похрустывание наста разведчики слышали уже и отсюда. Неужели он все понял и выжидает, чтоб при свете дна раздавить горстку партизан?
Отходить, оставляя врагу такую удобную для боя позицию, партизаны не могли. Уже светало. В серо–голубоватой мути все отчетливое проступала глубокая колея партизанской лыжни. С каждой минутой она уходила все дальше и дальше.
Наконец раздался тихий голос:
— Товарищ командир, вижу человека в маскхалате.
