— У меня тоже дочка, только постарше.
— Серый, а ты ж — укроп? — отозвались опять картежники. — Укропище! Бандеровец! Ну, и где ты забыл свой пулемет, Кабан? Зачем пришел сюда убивать мирных людей?
— Я за то, чтобы людей не убивали и в мой дом не лезли.
— Ага, и поэтому ты тут в мирных граждан стреляешь?
— Я не стреляю...
— А нам все равно, лишь бы пенсии платили, — откуда-то из темного угла вагона отозвались два старичка и старушка. — Хотя, конечно, мы за Путина. Но теперь нам, конечно, все равно.
Кабан проснулся в холодном поту. Все десятеро покойников лежали на своих местах, смирно в кучке, как и положено, но около двери слышалось подозрительное шевеление и звон ключей.
— Вот свидетельство о смерти. Я за Антониной Федоровной Полозковой, 1923 года рождения, — послышался мужской голос без оружия.
Кабан в панике, держась за бок, бросился в укрытие, юркнул между трупов с ловкостью воздушного гимнаста, прижался к полу и затих под одеялом. Впопыхах он не успел надеть маску, и резкий трупный запах буквально раздирал ноздри. Захотелось встать и выйти поблевать на улицу. Дверь открылась, и морг залило таким непривычным дневным светом, следом за которым приятно потянуло свежим утренним воздухом. Кабану изо всех сил захотелось чихнуть.
— Ну, вот, выбирайте, то есть, извините, смотрите, где ваша, — сказал уже знакомый по предыдущему визиту голос, и в проеме двери мелькнули синие больничные штаны.
— Что же они все у вас так в куче лежат? И запах... — Второй голос принадлежал серым, с блестящим отливом, безукоризненно отутюженным брюкам.
— На холодильник денег нет, а кондиционер поломался. Вы, случайно, не мастер, не можете исправить? — спросили синие больничные штаны.
— Нет, я судья, — ответили серые с отливом.
— Жаль.
— Я судья хозяйственного суда! — веско с вызовом уточнили серые наглаженные брюки с отливом.
— Я сочувствую, — парировали синие больничные.
— Что? Я не понял.
— Я глубоко сочувствую вашей утрате.
— Да, это моя мама. Вот она.
— Хорошо, давайте позовем похоронщиков.
По тамбуру загрохотали тяжелые ботинки, и в морг зашли четыре черные спортивные штанины.
— Вот этот... человек, пожилая женщина, мама, — не сразу нашел правильные слова судья. — Слева, под тем военным, она в темном платке. Как вы можете так хранить покойников? Это же святотатство! Почему вы не разложите их по полкам? Это просто возмутительно!
Кабану показалось, что синие штаны даже хмыкнули от удовольствия:
— И это вы мне говорите?
