Оказалось, что да, нуждается, но Харьковский погранотряд уже полностью сформирован.
— А какой не сформирован? — спросил, напрягаясь, в военкомате.
— Сейчас формируется новый передвижной погранотряд для несения службы в зоне АТО. Поедете на учебу?
— Хоть так убьют, хоть так, — шутил Серега в окопах под обстрелами минометов за контрольно-пропускным пунктом «Успенка», вспоминая слова жены: «Вернешься, я тебя убью!» О намерении уйти добровольцем он сообщил любимой в момент, когда последнее из необходимого — нож и ложка — паковались в рюкзак, перед самым автобусом. Он сидел на корточках перед диваном, разложив вещи из шкафа и ящиков, и удивлялся, сколько за тридцать четыре года жизни накопилось всякого ненужного барахла. На стене тикали большие часы с гирьками. Часы Кабан любил. Ему нравилось уравновешивать их ход, протирать от пыли звенья длинной, свисающей петлей, цепочки, рассматривать рисунок — горный пейзаж с оленями — на циферблате. Кукушка, правда, давно сломалась, но Кабан решил, что так даже лучше.
— Ты куда это собрался? — спросила жена, заглядывая в комнату. С утра она уходила по своим делам и вернулась не в лучшем настроении. — Обедать будешь?
— В армию, — не отрывая взгляда от часов, ответил Кабан.
— В какую армию?
— В украинскую, какую ж еще.
— Когда?
— Через час автобус.
— Что ж ты о повестке ничего не сказал? С дочкой хоть бы попрощался!
— Так я попрощался уже. С утра. Не приходило никакой повестки.
— Сам, значит, напросился?
— Сам. — Кабан понимал, что не прав, но не хотел тревожить жену раньше времени, заводить лишние разговоры: что, да как, да куда? Начнет отговаривать, звонить матери. Зато сейчас все ясно и конкретно, и разговор недолгий.
— Я поняла. Вернешься, Серый, — я тебя убью! Садись обедать, на автобус опоздаешь.
Срочную службу Кабан служил с полтора десятка лет тому, но боевые навыки не утратил — в некоторых пограничных частях, в отличие от многих других в украинской армии, традиции еще чтили и служить учили по-настоящему. Встретили в отряде нормально, одели-обули, вооружили — и отправили на полигон, где дали жару так, что Кабан изорвал до негодности камуфляж и до крови сбил руки. На службу никто не нарекал, никто не ныл и не ушел. Вокруг обстреливались взрослые мужики, все добровольцы, которые отлично понимали, что один час тяжелых занятий на одну минуту продлевает жизнь в бою. Так что готовились серьезно, а когда получили задачу оправиться в зону АТО в Донецкую область на пункт пропуска «Успенка», поняли, что все повторялось и изучалось не зря. Кабан тяготы и лишения службы принимал спокойно. Как и большинство крупных людей, он имел добродушный характер, но когда его что-то цепляло, упирался и шел до конца, а если брался за что-то, то тянул, сколько мог.
